Любовь и электроника

Ролан Барт утверждает, что любовное невезение как невыводимое пятно: от него невозможно избавиться. Может быть, он и прав – что невозможно… Я же думаю, что «невыводимое» – у каждого свое, не только любовное, и у меня это происходит примерно так. В моих руках выходят из строя электроприборы, в помещениях, где я поселяюсь, время от времени звонко взрываются лампочки и, случается, осколками просыпаются на головы тех, кого угораздило оказаться рядом. Так что было бы удивительно, если бы, в конце концов, я не задалась вопросом: почему и доколе?!

И чтобы выяснить исток этого замечательного личного свойства (как-то, способность превратить в груду металлолома передовые достижения науки и техники), я устремила мысленный взор в прошлое…

Психологические трудности в отношениях со стихией направленно движущихся электронов дали о себе знать еще в школьные годы.

Как близка мне была кинематика! В восьмом классе я обнаружила, что не так часто испытывала воодушевление, подобное тому, с каким решала задачи из зеленого сборника, составленного небезызвестным Рымкевичем: разнообразные силы, приложенные к какому-нибудь физическому телу, то и дело занимали воображение отроковицы. И неспроста. Олицетворением ньютоновской механики стала для меня молодая особа, прибывшая «физичить» в наше учебное заведение из брянского педынститута. Что тут, казалось бы, уникального? Глубокие, как два колодца (банальное сравнение, но так оно и было), зеленые зрачки ее миндалевидных глаз, эти глаза и все, что проглядывались сквозь черный шелк ее кокетливого платья… Но это, обнаруживаемое у многих привлекательных женщин, «все» в сочетании с тремя законами Ньютона приобретало особый смысл: ее глаза источали именно тот беспощадный свет ума, который обскуранты называют «неженским» и который позволяет барышне распоряжаться собой свободно при самых разных стечениях обстоятельств. Ведь то, что оценивается как предосудительное в случае с интеллектуально беспомощной простушкой, может отстоять логика, не допускающая не обоснованных ничем, кроме разума, оценок, и потому неизбежно разрушающая косные предрассудки и нелепые стереотипы.

Вот и представьте, что такое вертихвостка с логикой и без предрассудков!

Иными словами, это был поучительный пример, вдохновивший меня не на шутку, несмотря на то, что я явно не оправдала надежд моего дедушки-педагога, пророчившего мне (на основании моих детских успехов) будущность Ковалевской. В школе, увы, математика представлялась мне нудным, скучным, не дающим пищу ни сердцу, ни воображению предметом, и подобное отношение переносилось на все точные науки. Только много лет спустя, уже в университете, я рванула в противоположном направлении, но было поздно: импульс от удивления перед метафорой бесконечной дроби как выражения Бога в романе Музиля не получил развития, поскольку учить меня «вышке», к сожалению, было некому…

Зато с Ньютоном я продвинулась так далеко, что попала на городскую олимпиаду по физике и среди ее участников набрала наибольшее количество баллов. Я, разумеется, тщеславно ликовала, даже не подозревая, какая участь уготована мне в дальнейшем.

А дело в том, что занимательнейшая из наук – физика, как известно, не исчерпывается законом Архимеда, но включает в себя и такие почтенные разделы, как термо- и электродинамика. Именно это, последнее, и стало для меня «гвоздем программы» в старших классах. Чтобы что-то понять, мне требовалось это представить, если же воображение было бессильно, то ум ничем не мог поспособствовать пониманию. А как вообразить законы магнетизма? Почему непротяженное поле изображается с помощью изогнутых параллельных линий? И что же это такое – поле, сила, материя? В чем их «чтойность»?

В учебниках об этом речи не шло и на уроках тоже.

Однако и я в те времена, к стыду своему скажу, не сушила мозг над разгадками названных тайн бытия. Рано или поздно я бы навсегда забыла сам образ магнитного поля со всеми его минусами и плюсами…

Но Алиса… (Назовем ее так.) Она делала все, чтобы этого не случилось. Прелестница в кокетливом платье осталась в прошлом, а в настоящем возник совершенно неподражаемый педагог, на произвол которого мы были отданы в 10-м классе. Что такое физика с педагогом Алисой? Все просто: вот – учебник, а дальше – как в армейском анекдоте: «копаем от забора и до обеда», то есть решаем все, сплошь и рядом, и сдаем в назначенный день.

Наделив ее эпитетом «неподражаемая», я отнюдь не иронизирую. У нее было совершенно исключительное чувство юмора: ее шутки не понимал никто. Не только школьники. Так, однажды в апреле, встретив на улице нашу «биологиню», Алиса сверкая всеми своими железными зубами (я этого не видела, но иначе и быть не могло), поинтересовалась у коллеги: «Ну как, Марьванна, змеек-то накопали?». А подтекст был такой: как известно, гады активизируются по весне, ползают здесь и там, и потому грех натуралисту этим не воспользоваться и не запастись ими впрок для какой-нибудь анатомической затеи. Помимо такого уникального чувства юмора, она, как уже было сказано, производила неизгладимое впечатление своей улыбкой. Улыбка сопровождалась ехидными комментариями и блеском железа, и потому Алису окрестили Фантамасом. Как нечто устрашающее. Но все это пустяки по сравнению с тем, как она изображала броуновское движение, прохаживаясь между рядами в классе. Округлая, как та молекула на картинке в школьном учебнике, она мелко-мелко семенила в какой-то недоступной нашему пониманию эйфории. И так каждый раз при упоминании явления, истинно непостижимого без наглядного примера. Класс замирал в недоумении, а она топталась минуты по две возле каждой парты, напоминая собой пуделя в цирке, ожидающего заслуженных аплодисментов. При всем при этом Броуновское Движение, оно же Фантамас, действительно любило свой предмет – физику!!!

Мне «посчастливилось» привлечь к себе ее внимание еще на той злополучной олимпиаде: видимо, она не могла не обратить внимания на школьницу, набравшую больше баллов, чем ее ученик. Затем опять же на свою голову я попалась ей на глаза во время какого-то выступления на школьном вечере, благодаря чему Алиса прознала о моих инструментально-вокальных экзерсисах (кого из нас не угнетали в детстве музыкальным воспитанием?). И вот на одном из первых же уроков затейница притащила мне талмуд под названием «Физика музыки»: ей показалось, что я не проживу, если не узнаю, благодаря каким физическим законам из моей глотки извлекаются звуки в диапазоне от «соль» малой октавы до «соль» второй. Сначала я колебалась, понимая, отвергни я эту трогательную опеку над моим интеллектом, он будет изнасилован уже без сентиментальных прелюдий. В итоге, я вернула ей книгу через неделю, отметив, что я – художник, а не физик, и играть на пианино могу «и просто так» (без соответствующих познаний). Ну и все. То есть не все. Тут-то и началось все самое интересное.

* * *

Ничтоже сумняшися, в центре пластины, предназначенной под конденсатор, я нарисовала круг – это было моим безмолвным ответом на вопрос Алисы, как нужно порезать железячку, чтобы сделать из нее этот «плоский». (Если кто подзабыл, напоминаю - сама я это уяснила на всю оставшуюся жизнь: плоский конденсатор – плоский, потому что состоит из двух металлических пластин, расположенных параллельно друг другу.) По выражению лица педагога я поняла, что превзошла все ее ожидания: на глазах у нашего класса Фантамас тихо выпадала в осадок. А по выражению лиц даже са-а-а-а-мых законченных из присутствовавших «интеллектуалов» - что, и правда, нестандартность моей мысли зашла далеко. Даже слишком.

Придя в себя после пережитого, Алиса спросила с нескрываемым торжеством:

– А что, когда вы выкраиваете себе какую-нибудь юбчонку, вы тоже вырезаете деталь в середине тряпицы?

Это был абсолютно прозрачный намек на то, что я – «вертихвостка», потому как участвовала в школьном конкурсе моделей, демонстрировавших на «подиуме» себя и произведения своего швейного мастерства.

– Вообще-то это зависит от фасона …– заявила модель в ответ педагогу.

Повисла пауза. Моя участь была решена. Алиса нарисовала в журнале самую изящную цифру из всех, которые имеются в распоряжении преподавателя, и тем самым сделала неотвратимым «тройбан» в четверти.

Но я не осталась в долгу. В следующий раз у доски от безысходности я написала белым по зеленому строку из баллады Жуковского, которого штудировала, предполагая на вступительном экзамене в МГУ писать сочинение по первой трети позапрошлого века.

Развернув доску, вместо решения задачи Фантамас увидела содержательный текст:

И тем не менее последнее слово осталось за ней: она хотела достать меня своим предметом и это ей удалось. Схлопотав тройку в четверти, я была вынуждена сдавать выпускной экзамен по физике, рассчитывая получить хорошую отметку и – четыре в аттестат.

Алиса с энтузиазмом готовила меня к испытанию: мы катали тележки, подбирали гирьки и грузики, тыркали проводки куда только можно.... Я была единственным человеком на параллели, который сдавал физику.

И вот, в судный день в кабинет Алисы притащилось все руководство школы (наша директриса тоже была физиком), чтоб поглазеть, как «вертихвостка» сводит счеты с наукой, но это внимание отнюдь не привело меня в состояние эйфорического самоупоения, хотя я знала, что биологию, в отличие от физики, сдавали все одиннадцатиклассники поголовно: их никто не удостоил вниманием.

И что же? Справедливость восторжествовала. Я вытянула последний из выученных за ночь билетов…

Читатели могут не без основания упрекнуть меня в том, что, увлекшись детскими воспоминаниями и живописуя ранний опыт столкновения с превратностями электромагнетизма, я отдалилась от заявленного вопроса... Что ж, они будут правы. И посему…

Если в тупицу можно превратиться и без посторонней помощи, то без посторонней помощи родиться да еще с талантом – не выйдет. Тут уж как распорядится Его величество случай, порой весьма прихотливо комбинируя гены ваших вполне уважаемых предков. И потому быть уверенным, что случай распорядился в наших интересах, на первых порах невозможно. Всякий, плутающий на пути к себе, понимает, о чем идет речь. Может быть, графоман – это и есть та самая гусеница, из которой в перспективе получится бабочка небывалой красы? Уитмен, к примеру, до тридцати грешил литературным чем попало и вдруг – «Листья травы»…

И потому, поступив на желанный журфак, сделав мелирование и значительно посветлев, я не истязала себя сомнениями и прочими практиками, в которых преуспевают самолюбиво осторожные невротики, а просто получала удовольствие, набивая определенное количество тысяч печатных знаков почти ежедневно.

Но однажды случилось страшное. Мне купили новый компьютер. Изуверы родители. На пятом курсе. Старый забрали себе, а меня бросили в еще чужом мне городе наедине с двумя большими коробками, где и покоились монитор, системный блок, клавиатура и, конечно же, украшение мироздания – провода! Все бы ничего, да только вот как известно: кому везет в картах, тому не везет в любви. По счастливому – в определенном смысле – стечению обстоятельств «выигрыш» (обновление техники) совпал с амурной неурядицей. Выбрасывать белый флаг первой я не хотела и, обзвонив его друзей, поняла, что как ни привлекательна перспектива наладить литературное производство в этот же вечер, объективные обстоятельства препятствуют осуществлению моих надежд.

Но знаете ли вы, что такое творческие порывы?!! Ничем. Нет, ждать до следующего дня было невозможно… Руководствуясь исключительно интуицией, я шарахнула перстами по нескольким клавишам… И о чудо! Установленный мной WinXP отлично чувствует себя на компьютере, ныне находящемся в распоряжении еще одного потомка моих родителей.

Что было потом? На следующий день на горизонте нарисовался тот, благодаря кому я в гордом одиночестве собирала залог своего счастья. Увидев, что, как ни странно, ПК работает, он не поверил своим глазам. Он залез в шкаф и никого там не нашел. В туалете и ванной комнате – тоже. Желваки заходили на его скулах и страшным голосом он кричал, что никогда в это не поверит.

– Я бы все мог понять! И все простить! Но как смириться с тем, что, глядя мне в глаза ты нагло лжешь, что сделала это сама!!! Кто он?!!

Что ж… Слишком часто мне приходилось слышать последний вопрос. Проникнет ли первый луч солнца в мою опочевальню – «кто он?», присядет ли голубь на подоконник – «кто он?», взвоет ли ветер, пробежит ли шалый таракан вдоль стены, упадет ли тень от фонарного столба… И так далее, и тому подобное. Я оставалась спокойной.

И тем не менее, как в душе возмутило меня неистовство, вызванное отнюдь не недоверием к моим… О, это даже нельзя отнести к «мозгам» или «шевелению» оными! Нет, к моей решимости найти общий язык с электроникой, между мной и которой с детства вставала мужская фигура. Эффект был поразительным. С глаз спала пелена… Пусть, как и прежде, когда я злюсь, случаются короткие замыкания, мне стало ясно: я, безусловно, способна найти общий язык с «железяками».

В моем случае, конечно, не было ничьей вины, кроме моей собственной, когда при первой же возможности я малодушно отправилась по пути наименьшего сопротивления. Когда-то в стремлении завладеть моим расположением некий «джентльмен» и безусловный пособник дьявола, уже бывший студентом и изучавший управление космическими аппаратами где-то в Питере, предложил мне помощь в решении неисчислимого количества задач, коими изводила нас Алиса-Броуновское движение. Тут-то и началось… Ах, зачем я буду делать «это» (вкручивать лампочку, чинить что-то элементарное, соединять провода, выполняя лабораторную) – сама, если я могу перевалить все на другого! На том основании, что я – «блондинка». На том основании, что «настоящая женщина» берет в руки молоток, отвертку, паяльник, серп или молот только в том случае, если ей недостает «женственности», чтобы вложить все вышеперечисленное в мужские руки и достичь с их помощью своей цели...

Зато теперь я знаю, что это - «бегство от свободы». Зависимость. Черт бы ее побрал. В том числе от иллюзии собственной безопасности. Ведь вопреки всякой малодушной жажде гарантий, в основе успеха, будь то преданность женщины или гениальный интеллектуальный ход, лежит способность отпускать поводья и рисковать. Именно так! Здесь плата за успех – напряжение духа. Способность же совершать усилие и есть квинтэссениция нравственной силы, а значит, мужества – способности покорять, не подавляя.

Мораль сей «басни», я считаю, подтверждает и то, как сложились судьбы описанных мной типажей в дальнейшем.

«Пособник дьявола», вместо того чтоб запускать космические аппараты, делает желтую прессу. Отелло, прежде отчисленное с журфака МГИМО, потом с еще одного журфака, докатилось в конце концов до коммерческого вуза, откуда тоже отчислилось и всерьез увлеклось журналистской, к несчастию для последней.

Броуновское Движение получило Соросовскую премию (видимо, как неистово даровитый преподаватель физики). Странная биологиня, равнодушная к анатомическим опытам над пресмыкающимися, тоже. Последние факты ничего не подтверждают, но приятно же сказать пару добрых слов о тех, кто «посеял» в меня кое-что из «разумного, доброго, вечного».

Я в настоящий момент тоже преподаю. Философию. По иронии судьбы – на физическом факультете. На досуге же мастерю занятные истории на потеху почтенной публике.

Моя школа и по сей день стоит на том же месте – в ста метрах от моего дома. Как-то раз, когда я смотрела в окно, на улицу из школы высыпала стайка малявок, и мне почему-то подумалось: а вдруг что-нибудь, кто-нибудь, как-нибудь мешает раскрытию их, быть может, уникального потенциала, ограничивая движение по жизни проторенной тропой? И как сделать, чтобы этого никогда не случилось с моими детьми?