Вспомнить ВСЕ!?

-Мы были оба: я у аптеки, а в кино встречала Вас, - услышала я наконец-то знакомый голос.

Ирина присела на краешек дивана, обитого с нарочитой причудой.

-Я думала про бар в отеле, сказала она.

-Я не знала о том, что в гостинице также есть бар. Впрочем, надо было это предположить. Я нашла надпись кафе-бар и спустилась в подвальчик, который поначалу показался мне довольно уютным. Мне предложили на выбор три зала, которые пустовали, я в ожидании изучала меню. Постепенно мне как-то разонравилось: сыро и холодно.

Выслушав мои объяснения, Ирина предложила перейти в бар отеля "Шаляпин", что мы и сделали.

"Шаляпин" теперь считался самой фешенебельной гостиницей Казани. В холлах первого этажа было пусто. В баре также не было никого. Мы выбирали себе место.

Я осмотрела весь зал и остановилась возле столика у колонны, рядом, но в то же время слегка в стороне от стойки бара. В глубине стоял рояль, далее также стояли столики, но тот угол зала был вовсе не освещен, кроме того, видна была дверь подсобного помещения бара. Нехорошо.

Мы расположились возле литой ограды своеобразного балкончика, заказали зеленый чай и принялись болтать. В первую очередь, разумеется, об одноклассниках, с которыми встречались вчера. Из двадцати шести человек приехали пятнадцать, что было уже хорошо. Некоторые, конечно, встречались и раньше, поэтому были неплохо информированы друг о друге. Но некоторые, особо одаренные, объявились лишь спустя тридцать лет.

Я просто не могла справиться с приступами ностальгической тоски, когда увидела фотки в Одноклассниках. Со всеми списалась и делилась новостями, испытав какое-то удивительное чувство. Я поняла, что скучала.

У нас был очень дружный и веселый класс, мы учились в замечательной школе, поэтому школьные воспоминания были очень яркими. И мне хотелось почему-то вновь окунуться в эту атмосферу. Поэтому, получив сообщение о запланированной встрече, я ни минуты не раздумывала. Я твердо знала, что буду, увижусь со всеми. Я понимала, что это мне просто жизненно необходимо.

Мне в последнее время никак не удавалось избавиться от мучительных эмоций, каких-то удивительных переживаний, в которых я то и дело натыкалась на выросшие еще в детстве проблемы. Как будто я должна была все эти впечатления прожить заново и расстаться с ними, наконец.

Поэтому мне и хотелось увидеться с одноклассниками. Я же всегда ощущала себя обычной девочкой, вовсе не такой умницей и красавицей, как другие. Они казались мне изящнее и стройнее, их кудри были пышнее, а улыбки ярче. Мальчики обращали внимание лишь на них. Я не умела так быстро решать сложные математические задачки, из меня не делали отличницу. Поэтому я никогда не лезла вперед и мне не очень-то хотелось обращать на себя внимание.

У меня как-то рано началась своя, отдельная от класса, жизнь: я нашла себе увлечение. Я решила стать генетиком, причем, непременно, великим. Мои поиски дали свои результаты: я обшарила весь биофак и нашла-таки только что созданную кафедру генетики, которую возглавил тогда совсем молодой доктор биологических наук Барабанов. Среди студенток ходили легенды, что он был танцовщиком, исполнял даже сольные партии в известных московских балетах. Параллельно получал совсем иное образование и занимался наукой. Он действительно свободно владел несколькими языками. Но проверить подробности о его увелечении балетом возможности не было. Не могла же я в лоб спросить профессора о таких подробностях его жизни? Представить сценку, когда школьница начала бы задавать вопросы целому заведующему кафедрой, я себе не могла даже в самых смелых мечтах, где частенько виделась себе этакой порывистой амазонкой. Правда, однажды, в общем-то невзначай, я вклинилась в разговор студенток-старшекурсниц, обсуждавших балетное прошлое своего профессора. Они жарко спорили о том, каковы видимые признаки регулярных занятий танцами. Яих поправила: не танцами, балетом. И добавила особая балетная постановка ног даже в обычных ситуациях. Люди, занимавшиеся балетом и ходят особенно, вынося ступню вперед и оттягивая носочки (иначе невозможно ходить в пуантах), а стоят они обычно либо в третьей, либо в пятой позиции. Девчонки заинтересовались, откуда мне известны такие подробности. Пришлось рассказать о своих занятиях в балетной студии с четырех до 12 лет. Потом пришлось не только объяснять, но и показывать им эти самые третью и пятую позиции.

Сначала профессор просто наблюдал, как из вечера в вечер я терпеливо перемывала чашки Петри после бесчисленных опытов. Потом мне доверили готовить специальные растворы для опытов. Мои обязанности были весьма просты: несколько раз фильтровать воду. И потом разливать ее, точно отмерив необходимое количество, по пробиркам. Все остальное делали студенты старших курсов. Я понимала, что за мной внимательно наблюдают. Все ожидали, что мой интерес постепенно угаснет и я, в конце концов, брошу ходить в лабораторию каждый вечер и снова и снова мыть эти безумные чашки Петри. Но мое стрельцовское терпение все не иссякало. Мне же не было скучно. Я не просто мыла чашки, я училась быть генетиком. Я прекрасно знала, что, не побывав солдатом, никогда не станешь генералом. А каждый великий в своем деле должен знать все. Абсолютно. Этому меня научил отец, объясняя мне нюансы черчения и заставляя бесконечно число раз переделывать вполне достойные работы. Он добивался блестящего исполнения. А мама на уроках всегда ставила мне четверки. Лишь в новой школе, где черчение вел совершенно иной учитель, у меня появились долгожданные пятерки. Поэтому терпеть и ждать я умела.

Я внимательно слушала все разговоры и объяснения, звучавшие в лаборатории. Отец никогда не скупился и привозил мне из Москвы все новые и новые книги: по органической химии, по биохимии, по микробиологии и генетике. Я все их проглатывала с нетерпением, достойным, возможно, лучшего применения. Постепенно я стала понимать сложную терминологию, запомнила названия препаратов, изучила, где они стоят, как нужно их открывать и закрывать. Постепенно я разобралась и с оборудованием, которое использовалось для стерилизации, с вакуумными камерами и многим другим. Однажды Барабанов застал меня за изучением статей. Он спросил меня, понимаю ли я текст и смогу ли перевести статью. Я начала переводить с листа. Владела английским я совсем неплохо. На уроках мы много говорили, с лексикой все было нормально, а термины я учила сама. Словари у меня дома были и я рискнула. Он дал мне неделю сроку и попросил сделать обзор нескольких статей. Аннотировать я уже умела хорошо.

Барабанов был несколько удивлен, получив необходимые материалы через два дня. Он пригласил меня оторваться от чашек и поучаствовать в их кружковом обсуждении. В начале нового семестра новый заведующий новой кафедры отобрал себе студентов - микробиологов с третьего курса и начать специализировать их по генетике. Группа была всего из 10 человек. Я их уже всех прекрасно знала и немного волновалась.

Я сидела на семинаре как мышка и все внимательно слушала. Но одно из сообщений меня все же зацепило. Там был какой-то очень сложный вопрос, вокруг него было много дискуссии, опыты повторить не получалось. И в результате многие лаборатории стали ставить результаты ранее выполненных экспериментов под сомнение. Я неплохо владела этой темой, к тому же, в аннотированных мною статьях, были сформулированы некоторые доводы в пользу полученных первых результатов. Я не смогла смолчать и начала высказываться. Студенты ввязались в спор, я отбивалась, а Барабанов наблюдал. Я видела его ухмылку и позу. Это было нарочито: прямая спина, скрещенные на груди руки, откинутая голова, и нога в дорогущем ботинке, не просто закинутая в тривиальной позе "нога за ногу", а положенная на колено горизонтально, причем строго перпендикулярно к другой ноге. Этак, по-европейски вольно. Он молчал и слушал.

Сначала я не спорила, просто пыталась объяснить ребятам свой подход. Потом увлеклась, поняла, что они не так хорошо осведомлены, начала жонглировать терминами и фамилиями, в полном объеме используя всю имеющуюся эрудицию. Я перестала стесняться, спорила и даже пыталась перекричать разбушевавшихся студентов. Я спорила все азартнее, а потом сказала, что им нужно перечитать. Спросила, есть ли эти книги у них и предложила принести те, которые были у меня. Тут они осеклись и прекратили на меня набрасываться.

Барабанов наконец-то разъединил скрещенные руки и несколько раз похлопал, вытянув их немного вперед. Так, как хлопает избалованный партер. Он встал и сказал, что я могу ходить на лекции. Перечислил, на какие именно в первую очередь. Потом сообразил, что я просто школьница и мне все равно не хватит специальных знаний по биологии.

Тогда он повел меня на рабфак и велел записать в группу, в которой занимались рабфаковцы – первокурсники. Так в девятом классе я уже в конце октября стала студенткой-вечерницей.

В школе об этом не знал никто. Сразу после школы я ехала домой, наскоро ела и потом бежала в университет. Домой возвращалась поздно, лишь часам к двенадцати. Уроки я стала учить в оставшееся время. Неудивительно, что у меня не вполне хорошо шли дела с высшей математикой и физикой. Но я-то знала, что физика мне больше не понадобится.

Вадим учился в другом классе, я видела его изредка на переменах. Мы почти не общались. По нему сохли многие девчонки, он обращал внимание только на самых красивых. Я чувствовала себя лишней на таком празднике жизни и продолжала тихо страдать. Я забывала о нем только в университете, там никто не обращал на меня внимания как на девушку, во всяком случае, мне так казалось. Я для них оставалась настырной малявкой, от которой была вполне практическая польза. Мне же было все безумно интересно.

Чуть позже у меня появился первый настоящий поклонник. Поэтому школьные комплексы, не изжив, я отложила в самый дальний ящик. Чтобы они потом отравили мне всю жизнь. Но тогда я об этом ничего не знала.

Все это я перебирала в памяти, ожидая Ирину. А когда она пришла, мы принялись обсуждать вчерашнюю встречу.

Мы как будто лишь вчера простились, разбежались по делам, забыв договориться о новой встрече. Потом спутались адреса и телефоны и никто уже ничего не знал друг о друге, как будто произошли разломы территории, чтобы вернуться в ту же точку было просто невозможно.

Но великий маг Интернет свершил свое волшебство.

Удивительно, но нет ощущения этих тридцати лет. Вчера был последний звонок, вчера был выпускной в институте, вчера мы распрощались и расстались, помахивая друг другу, как обычно: до скорого. И вот встретились.

Мы ни в чем не изменились. Почти. Просто очень соскучились. У нас был великолепный дружный класс, насыщенная жизнь и множество приключений. Нам было, что вспоминать. Накануне мы этим и занимались, все были счастливы увидеться снова.

А сегодня мы встретились с Ириной, чтобы посидеть вдвоем и поговорить. О чем? Да обо всем, потому что мы подруги, потому что сто лет не виделись, потому что после встречи остался осадок. Во всем нужно было разобраться.

И вот мы сидели и болтали. Мы делились впечатлениями о жизни, говорили о своем отношении к ней, о разных событиях, о разных людях. У нас всегда было много общего, все осталось по-прежнему. Даже некоторые проблемы у нас были похожи.

Вернее, у нас обеих не было тех проблем, которые обычны для всех. У нас все было настолько хорошо, что мы обе, как я поняла, чувствовали себя неловко на встрече с нашими однокашниками. Многие из них жили просто худо. На этом фоне обсуждать свои достижения было, по меньшей мере, неприлично. Но у нас были такие вопросы к жизни и к себе, которых остальным просто в голову не пришло бы задавать.

Кто-то скажет: у богатых свои причуды.

Причуды свои, а слезы те же, только повод у них другой. Вот все разнообразие этих поводов мы и обсуждали. Почувствовав, что холодно, мы решили заказать коньяку, и продолжали беседу. Впечатлений у нас обеих было много.

Мелкими глотками отпивая Карвуазье с его миндальным послевкусием, мы говорили о работе, о путешествиях, об учителях, о любви, о родителях и о детях. Но более всего времени мы посвятили соотношению любви и свободы. О своей силе, о карьере и о ее перспективах мы говорили, как о чем-то уже запрограммированном и развивающемся по задуманному сценарию. Мы обе умели захотеть и получить желаемое. Но это относилось только к работе. В личной жизни мы хотели свободы и не умели примирить ее с желанием любви. Почему нам обеим оказалось так сложно встретить человека, которому с желанием и с удовольствием мы отдали бы свои золоченые уздечки?

Смешно и странно: о Стрельцах обычно пишется как о созданиях весьма ветреных, дамы этого знака видятся окружающим как пылкие героини многочисленных любовных похождений... Что-то во всем этом не так. Мы обе вели на удивление замкнутую жизнь, практически не допуская в нее особей противоположного пола.

Мы пытались найти какую-то систему, обсуждая жизненные ситуации своих подружек по классу. Ни одна из них не выглядела не то что счастливой, а просто довольной жизнью.

Мы обе лучились благополучием, успешностью, в уголках глаз не было притаившихся горестных морщинок, но мы-то знали, что было не так. Друг друга обманывать было бессмысленно. Мы могли читать по глазам.

Наши желания совпадали: большой и светлой любви. И СВОБОДЫ!

Нет, мужского внимания было всегда предостаточно, предложения руки и сердца поступали с разной периодичностью, даже несмотря на мое давнишнее замужество. Но всегда находился хотя бы один, кто был бы готов на все за одну ночь. Это было просто смешно: что означает одна ночь? Какой смысл заниматься сексом? Гимнастики нам и так достаточно. Не хотелось обременять себя, вступая в отношения, за которыми не следовало ничего. Она жила совершенно одна, я жила также одна, будучи замужем. В отличие от нее у меня были любимые дети. Но у них всегда была своя жизнь, я это знала с самого их рождения. Я не рожала их для себя, и никогда они не могли бы заменить мне все. Наверное, я плохая мать, но слепой материнской привязанности я не испытывала никогда. Они были моим продолжением, развитием моей сущности, но они не должны были жить для меня, равно как и моя жизнь не принадлежит им.

Все это мы обсудили и расстались до завтра, потому что было уже поздно. На следующий день встречи не получилось, я и не горевала. Я уже знала куда идти и что делать. Я прошлась пешком, подзамерзла и пришла в тот же бар. Я села за то же столик, в то же кресло, достала книгу, заказала себе кофе и коньяк и принялась читать. И вдруг увидела фамилию Вадима. Вот уж не ожидала. Теперь я поняла, почему не поучилась встреча. Я просто должна была побыть одна.

И вот сидя в кресле бара, наслаждаясь Рахманиновым, глядя на страницу книги с некогда обожаемой фамилией, я понимала, что вернулась назад в прошлое, чтобы изжить из себя странную глухую тоску, никогда ни на минуту не покидавшую меня.

(продолжение следует)

© Елена (Helen2008), 2008