Прогулка

Я прекрасно помню свое печально-раздраженное состояние в тот день. Было сумеречно, промозгло, слякотно. Хлопьями падавший снег вовсе не выбеливал ноябрьскую раздрызганную улицу, он смешивался с черно-серыми лужами и превращался в мокрое месиво под ногами. Все вокруг были ужасно раздражены этой мокротой и грязью. Дамы в красивой обуви, презрительно поджимая губы, старались перешагивать через лужи и мешанину из снега и грязи. Тетки попроще шлепали напрямую, подчеркивая всем своим видом, что их деловитой спешке никакая слякоть не помеха. Машины, проносясь мимо, с каким-то особым упоением обдавали прохожих грязной водой с ног до головы. Те, в свою очередь, поругивали проезжавших. Кто тихо, про себя, кто громко, как бы ища поддержки у окружающих и, надо сказать, получая ее. Всякий раз к такому ворчуну или крикуну присоединялся какой-нибудь вновь облитый, и у них завязывался такой специфически ругательный разговор.

Возможно, все было вовсе не так ужасно, но к серому противному деньку черной краски добавило несносное жужжание начальства, которое, как обычно, всегда только торопит и ничего не хочет слушать. Наверное, просто ничего не понимает в работе. В ином случае спорить до хрипоты не приходилось бы.

Испорченное настроение, испорченный день, хочу отдохнуть. Эти мысли не покидали меня всю дорогу от работы до дома и я не гнала их, поскольку точно знала, что отдохнуть мне в ближайшее время никак не удастся. Это лишь добавляло печали к раздражению. Завтра все будет точно также. Суета, безмозглое начальство, плохая погода и толкотня на грязных улицах.

Есть не хотелось. Я решила принять ванну и постараться отключиться от происходящего. Из множества вариантов я выбрала почему-то не успокоительную лаванду, а морскую соль с экстрактом земляники.

Аромат земляники разбудил мое воображение. Завернувшись в полотенца, я пила чай с земляничным вареньем, которое когда-то привезла мне подруга. Я решила, что можно попробовать заказать себе сон.

Я уже так и раньше делала. Подумав и решив, что именно хочется увидеть, я частенько засыпала с твердым намерением погрузиться в какие-то совершенно конкретные обстоятельства или даже эпоху. Потом можно было смотреть сон как увлекательный фильм, только с собственным участием. Иногда, конечно, просыпалась с криком ужаса или в холодном поту. Но приключения того стоили.

Но теперь я не хотела никаких приключений. Только покоя и удовольствия от созерцания чего-нибудь очень красивого. Я стала перебирать в памяти различные картинки и решила, что нет ничего лучше лета, где-нибудь поближе к концу июня, когда солнце высокое, дни яркие, зелень изумрудная, а самое главное, воздух пропитан ароматом спеющих ягод.

Поудобнее устроившись, я начала как обычно согревать ладони и ноги, добиваясь полного расслабления.

Разбудило меня яркое сияние, настойчиво пробивавшееся сквозь веки. Солнечный луч никак не хотел оставить меня в покое, как я ни пыталась отвернуться. Тогда я окончательно проснулась. Сколько я проспала, в принципе, не имело значения: отпуск. Но часа два, не больше. Когда я уходила утром, солнце лишь поднималось из-за горизонта. План и был так составлен, чтобы уже было вполне светло, но не жарко. Хотелось побродить в лесу часов этак до девяти, чтобы потом до обеда валяться в гамаке под тенью яблонь.

Но, судя по солнцу, было уже часов одиннадцать. Рядом стояла корзинка почти до краев наполненная земляникой. Чуть в стороне валялась соломенная шляпа.

Этой шляпке было оч-чень много лет. Шелковый шарф мы с мамой сооружали из ее любимого платка. Все говорили, что он удивительно оттенял зелень маминых глаз. Но у всякой, даже любимой вещи есть свой срок. Поэтому пришлось расставаться и с этим уникальным платком: я держала его и старалась натягивать упругий шелк как можно туже, а мама аккуратно отрезала испорченные края. Получился красивый длинный шарф. Мама еще какое-то время носила его именно как шарф. Но приближалось лето, мы собирались ехать в Сочи, и как-то купили замечательную соломенную шляпку. Она была совершенно простая, без всякой отделки, но у нее были такие замечательно широкие поля… Мама примеряла ее в магазине, но все было как-то довольно скучно. Она уже готова была отказаться от этой покупки: ничего красивого. Но мне-то шляпа понравилась. Эти поля своими мягкими воланами отбрасывали на полускрытое лицо особенные тени, придавая загадочности и томности. Я сразу осознала тогда скрытый смысл слова «оттенять». Я ее уже почти полюбила. Кто бы тогда стал покупать довольно дорогую безделицу для девочки? Но меня осенило: шарф! Дома мы завязали шарф на шляпке и я увидела результат. У мамы порозовели обычно бледные щеки, а в папиных черных глазах сверкнуло пламя костра. Потом шляпа оказалась на даче. Мама почему-то потеряла к ней всякий интерес. Я же не расставалась со своей любимицей. Теперь мне можно было ее носить, когда захочу. Я выбрала себе такой же изумрудно-зеленый купальник и была вполне довольна своим пляжным видом. Потом я выросла. Появились другие купальники и шляпки. А та, первая, была безжалостно посажена на голову очередному чучелу, которое мы с папой соорудили.

Откуда она здесь, подумала было я, но потом успокоилась. Во сне, как водится, бывает все. И любимые когда-то вещи и даже люди. В этом нет ничего удивительного.

Я подняла шляпу, надела ее, подхватила корзинку с ягодами и пошла быстрыми шагами из леса к опушке.

Вышла я прямо к противоположной стороне леса и до дачи надо было бы возвращаться вдоль речки, описав дугу по берегу. Но это меня не огорчило. Я была в восторге. С опушки леса открывался вид необыкновенной красоты.

Я уже как-то была здесь, давно, ранней осенью. Мы с отцом тогда охотились на грибы. В лесу успеха особого мы не добились. Но именно на этой опушке, вернее на луговине, в высокой траве, мы насобирали огромное количество волнушек. Небольшие, розовые, как будто подернутые кружевом, они словно выскочили из леса на теплую открытую луговину и затерялись в траве. Папа сказал тогда, что они просто уверены, что здесь их никакой грибник не найдет. Но не тут-то было. А мы на что?

Разглядывать опушку и луговину, излучину речки тогда было совершенно некогда. Мы уже устали, а предстояло еще довольно далеко топать. К тому же похолодало и папа из опасения, что я замерзну, все время заставлял идти быстрым шагом. Тяжелые корзинки с грибами также не стимулировали интерес к пейзажу.

Сейчас все было иначе: я была одна, ровным счетом никуда не спешила, корзинка с ягодами была невесома, а день был по-настоящему прекрасен. Поэтому любование пейзажем было бы наилучшим занятием.

Луговина простиралась от опушки до речки. Речка имела небольшую плавную излучину и опушка находилась буквально в центре ее радиуса. Несколько шагов прямо и чуть в горку и я оказалась на некотором возвышении, с которого и открывался полный обзор. Прямо и вокруг передо мной вниз ровным зеленым ковром простиралась луговина. Некошеная высокая трава создавала божественный по красоте ковер, затканный белыми, желтыми, голубыми, лиловыми, алыми бутонами. Почему такую траву никто не косит, подумалось мне. И я опять вынуждена была себе напомнить: откуда во сне косари? Это же мой сон. Здесь я одна. В воздухе ровным гулом стояло жужжание пчел. Я со своей близорукостью отчетливо видела их мохнатые лапки, яркие полоски, прозрачные переливающиеся крылышки. Над головой голубело небо, пронизанное ослепительными лучами, казалось, голубой шелк складками сходится к золотой вершине купола. Речка, окаймленная узкой полоской бело-золотистого песка, отражала небесную синь и казалась яркой и глубокой. На самом-то деле она была мелкой, в самом глубоком месте вода не была бы мне даже с головой, это при моем-то небольшом росте. Хотя, говорят, в отдельных местах в речке не только били глубинные ключи, но были даже омуты. Однако, мне такие места не встречались.

Я стояла на пригорке и крутила головой до тех пор, пока не рухнула в траву от внезапного головокружения. Я поняла, что устала и хочу спать. Я привстала, проверила, не помяла ли цветы, оказалось, что нет, подо мной была только упругая трава. Я даже не пыталась лечь поудобнее. Лиловатые колокольчики свисали прямо возле виска, я стала прислушиваться. Я почему-то решила, что должна обязательно услышать их звон. Услышала и, похоже, снова уснула.

Как у нежного колокольчика может быть такой пронзительный звук? Этот звук не был громким, но он был пронзительно-настойчивым и как будто ввинчивался в уши. Это, конечно, не был звук колокольчика. Я поневоле стала прислушиваться. Свирель. Пастушья свирель. Но если здесь неоткуда взяться косарям, как бы могли появиться пастухи?

Я не просто проснулась: меня подбросило от ужаса. В моем собственном сне кто-то посторонний? Что это такое? Я буду жаловаться?!

- Кому? - ниоткуда прошамкал старческий голос.

Я повернулась в направлении голоса: рядом, чуть сзади и выше по пригорку сидел седой старикан. На нем были широкие холщовые штаны из небеленого полотна и такая же рубаха. Он был с бородой и с усами, с длинными отросшими волосами. Они были не просто седые. Они точно были серебряные. Столь красивого оттенка седины я не встречала никогда. При этом разительный контраст с сединой составляли ярко-синие глаза, опушенные матово-черными ресницами, и угольно-черные брови. Если бы передо мной была женщина, я бы прибавила: соболиные брови. Но чего уж тут прибавлять. Они и были соболиные. В старости таких не бывает: и брови редеют, не только шевелюра.

- Если бы я явился пастушком, ты бы еще больше испугалась. – Насмешливый тон не оставлял сомнений. Он еще и издевался надо мной.

-Кто Вы такой?? –я хотела крикнуть, но слова как-то сами застряли в горле и я от неожиданности вскочила.

Он тут же легко поднялся на ноги. Мне пришлось задрать голову, чтобы смотреть ему в глаза.

-Потом скажу.

Это я не услышала. Это само пришло мне в голову. Он был значительно выше, широкоплеч, из-под усов искрилась белозубая улыбка, которая еще больше меня напугала своим несоответствием возрасту.

-Я действительно старик. Я очень давно живу на этом свете, видел многое и тебе незачем меня бояться.

Что он делает в моем сне? Я же хотела побыть одна.

-Но ты же сама хотела поговорить.

-Да, но не сейчас. Сейчас я хотела отдохнуть.

Он вынул из-за веревочного пояса тонкую свирель и тихо присвистнул. Долгий печальный звук завис в воздухе, подобно шелковой нити. Теперь он не показался мне назойливым. Он напоминал осеннюю паутинку, летящую под дуновением ветерка и сверкающую в лучах последнего яркого солнца. Такое бывает только бабьим летом. Обычно в первой декаде октября.

Все говорят, что бабье лето – это вторая неделя сентября, когда тоже бывает по-летнему тепло. Но я-то знаю. Бабье лето всегда в мамин день рождения. В это время стоит тихая и ясная золотая осень, становится тепло, так что можно ходить даже без плаща. Очень солнечно, небо по-особенному синеет, прополаскивая в этой последней синьке перистые облака. Потом они уже не будут такими белыми: постепенно серея, они превратятся в унылые толстые неповоротливые тучи, беременные моросящим дождем, а потом и снегом.

-При чем тут тучи? - вновь пробежало в моем сознании тихим бархатным голосом. - Только облака.

На небе действительно появились облака. Белые и пушистые, они прыгали, словно белые персидские котята на голубом ковре. Они довольно быстро приближались. Без ветра. Но это же сон.

-Действительно, сон, -опять услышала я рокочущий хохот.

Тучи внезапно замерли и как бы напряглись. Было ощущение странной готовности к побегу, к прыжку, к любому неожиданному движению. Но ничего такого не произошло.

-Не тучи. Облака. Упрямая.

-Облака, словно выдохнула я.

И они тоже как будто выдохнули. Они еще побелели и стали особенно воздушными, порхающими.

Медленно кружась, облака плавно приближались к земле. Я, не в силах удивляться, просто следила за их волшебным танцем. Так облака для меня еще никогда не кружили.

Одно облако сделало головокружительный пируэт и едва ли не свистом кувыркнулось в пике, замерло прямо у земли и неожиданно плюхнулось плашмя. Но нет, не упало на землю, а зависло над ней буквально в полуметре. В мгновение ока мой незнакомец оказался сидящим на этом самом облаке, свесив босые ноги и как бы упираясь руками в пушистые края. Пушистые края не могут быть упругими, подумала я.

-Много ты понимаешь, ты видела хоть одно облако вблизи?

Я оторопела. Ведь и вправду не видела.

-Только из иллюминатора самолета.

-Это не в счет.

-Ну, извините, мы то-то верхом на облаках не летаем, попыталась съехидничать я.

-Так попробуй.

Я буквально осела на траву.

-Попробуй, все настойчивее носилось в голове.

Это уж слишком! Мой сон и нечего тут командовать.

-Так ты же хотела отдохнуть, а не я. Я то в последнее время только и делаю, что отдыхаю, поэтому стал изобретательным в выборе способов отдыха.

-У отдыха только один способ: отдыхать. Буркнула я про себя. Говорить не хотелось.

Внезапная опустошенность изумила меня. Я ничего не хотела, не ощущала, в то же время взаимодействуя со всем пространством. Я поджала под себя ноги, выпрямила спину, сомкнула пальцы рук перед пупком и закрыла глаза.

-Поза. Зудело у меня в голове.

-Да, мысленно крикнула голос у меня в голове рокотал, громыхал, издавал странные рыдающие звуки.

Я открыла глаза и увидела, как синеглазый старик покатывается от хохота. Молча. Если бы трава вокруг не была столь сочной и свежей, она бы точно задымилась от моего пылающего взгляда.

-Я никогда… Но мне не дали закончить.

-Я тоже никогда. Так не смеялся.

Я была просто не в силах видеть этот молчаливый хохот, странно громыхающий в моей голове.

Я внезапно вспомнила доктора Пилюлькина из Незнайки. Я очень любила слушать Незнайку на пластинке. И не только Незнайку, у меня было множество сказок и рассказов, инсценировки которых в исполнении замечательных артистов, когда-то давно кто-то очень проницательный записал на пластинки. Я слушала часами. С упоением. Смех Пилюлькина, разумеется, не походил на раскатистый хохот этого горе-пастуха из моего сна. Но фразочка-то была знакома с детства.

-Я не подслушивал. Тон был вполне примирительный.

-А я Вас и не приглашала, опять попыталась ехидничать я, но как-то не получалось мое ехидство.

-Я тогда был занят. Очень. Последнее прозвучало как-то металлически.

-Ну, так как? Отдыхаем по-настоящему? Хочешь увидеть настоящий лотос? Это было вызывающе.

Я опять приоткрыла глаза. Прямо передо мной покачивалось второе облако. Я не заберусь на него. Это было первое, что пришло в мою бедную голову.

-Это же сон. Подпрыгни. Вкрадчивый шепот проникал в сознание, создавая иллюзию возможного.

-Нет, я никогда так высоко с места не подпрыгивала.

Лучше бы подпрыгнула, успела подумать я, подскочив от ужаса: облако, медленно шипело, пузырилось и расплющивалось, занимая вокруг все больше места, но становясь при этом не таким высоким.

-А теперь?, - скорее почувствовала я, чем поняла.

И легко вскочила на облако. Так же, как обычно впрыгивала в довольно высоко подвешенный гамак. Облако также качнулось подо мной и замерло. Я сидела, свесив ноги. В голове было совершенно пусто.

Я внезапно вспомнила слова пожелания одной из моих подруг: чтобы в голове было пусто и легко, как у влюбленной девушки. А я посетовала, что просто не могу вспомнить этого состояния.

-Господи!

-Я тут.

Я едва не свалилась, к чему так шутить?

-Ну ладно, какие уж тут шутки? Кому еще можно прийти без спроса в чужой сон? Ладно, устраивайся поудобнее, пора путешествовать.

Я посмотрела на своего неожиданного гостя: он с блаженным выражением лица возлежал на облаке как римский патриций.

Я попробовала устроиться так же. Получилось. Только тогда я ощутила легкое покачивание и не увидела рядом ни опушки, ни пригорка, ни лужайки. Облака парили в небе. Я не рискнула посмотреть вниз.

-Высоко, почувствовала я назидательное предупреждение.

Внезапно я испугалась, что просто соскользну с упругого облака. И опять выдохнула: края приподнялись, а я оказалась как бы в углублении. Но зато стало неудобно смотреть по сторонам.

-Вокруг пока только небо.

-Но мне и Вас не видно?

-Ты когда молишься, разве на Вы ко мне обращаешься?

-Не знаю, я говорю: Господи, дай! Господи, помоги! Господи, научи!

-Я знаю, как и о чем ты просишь, резко оборвали меня. -Там есть обращение на Вы?

-Нет.

-И сейчас незачем. Это люди придумали такой способ себя возвеличивать.

-Это просто уважительное обращение, так принято, пыталась сопротивляться я.

-Я знал, что ты упряма, но не до такой же степени!

Меня поддели моими же словами. Я перестала спорить, глазела на небеса и пыталась различить их изменения. Ведь мы же двигались относительно неба.

-Кто тебе такое сказал? И небо может двигаться вокруг нас. Это же не свод, не твердь небесная. Это не-бо. Понимаешь?

-Понимаю, мы перемещаемся в воздушном пространстве.

-Физик-теоретик, тоже мне. И воздушное пространство перемещается относительно нас. Две скорости: наша и встречного движения небес. Теперь понимаешь принцип коридора времени?

Тут мне стало не по себе. Я бы не могла сказать: понимаю. Я не понимала так, как это происходит обычно. Я это внезапно ощутила. Кожей. Шуршащий поток струящегося навстречу пространства.

(продолжение следует…)

© Елена (Heken2008),. 2008.