Танго: за гранью реальности (часть 2)

Я рискнула ответить на первое же приглашение к танцу.

Слов не требовалось, все и так знали, что я новичок. Мне пришлось довольно тяжко. Опытный партнер не давал мне расслабиться и все время следил за тем, чтобы я удерживала темп и не путалась в шагах.

Я поставила себе задачу-минимум: проделать всю комбинацию шагов и научиться их не путать и не сбиваться. Приобрести сугубо технический навык в один прием не получилось. Я даже и не помню, сколько раз я выходила на танцпол, чтобы научиться ходить и жить в этой музыке. Мне пришлось зажать в кулак все свое самолюбие, ведь я выглядела полной неумехой, зная при этом, что за мной наблюдают. А что было делать? Я увлеклась и решила, что ДОЛЖНА овладеть этой довольно сложной техникой.

Потом я стала получать замечания. Мои партнеры, сменяясь, продолжали проникновенно что-то нашептывать мне, требуя страсти, огня, игры. А вот с этим было куда сложнее. Это шаги можно было подсмотреть и повторить. Но страсть другого человека, сколько за ней ни подсматривай, повторить невозможно. А вот сыграть у меня никак не получалось. В обширном архиве моих впечатлений не было столь сильных любовных переживаний, которые дали бы пищу для такой игры. Сколько я ни пыталась представить себя влюбленной в кого-то из присутствовавших в зале тангеро, у меня ничего не выходило.

Все они были по-своему хороши. Но у меня почему-то всплывал в памяти детский стишок: «Вот Алеша славный малый, я влюблюсь в него, пожалуй…». Тогда меня разбирал смех. Я пыталась его подавить, а мой очередной партнер никак не мог взять в толк, что меня так развлекает в процессе бурного танца. Тогда приходилось ссылаться на то, что меня смешит мое неумение показать любовь и страсть, а также некоторая зажатость.

В один из перерывов в танцах ко мне подсел один из моих учителей и сказал, что попросил одну из пар танцевать специально для меня. И велел мне внимательно наблюдать за танцующими, поскольку на танцполе в это время не будет никого, кроме них.

Я устроилась в кресле поудобнее и приготовилась к очередному уроку.

Пара, появившаяся на танцполе, уже давно привлекла мое внимание. Между ними словно искра проскакивала. Даже костюмы для танца подчеркивали их близкую связь. Они были почти концертными. Темно–бордовый шелк платья, отделанного черным кружевом, перекликался с такого же цвета тонкой полоской на черном костюме. На черном шелке шейного платка тангеро проступали контуры бордовых роз.

Пара выглядела очень гармонично. Они, несомненно, были очень близки друг другу. Во всем, в каждом взгляде и каждом жесте читалась любовь. Но, к своему ужасу, я не увидела никакой страсти.

Ужас меня охватил оттого, что я, сама никогда ее не испытавшая, вдруг оценила ее отсутствие. Как я могла ЭТО оценивать?

Я продолжала свои наблюдения за происходившим на танцполе. Танцоры жили в этом танго, они рассказывали замечательную историю, в каждом движении сквозил драматизм. Но театральность происходившего не могла скрыть отсутствие нерва. В их отношениях не было накала, я не видела, чтобы создавалось своеобразное наэлектризованное поле, я не видела в этом танце истинной жизни. Ничто не пульсировало, лишь музыка продолжала акцентировать отсутствовавший на танцполе вихрь.

В очередной раз я вышла на танцпол. И неожиданно для себя стала пародировать танцевание страсти, которой на самом деле нет. Партнер моментально почувствовал мой внутренний хохот. И предпринял совершенно героическую, на мой взгляд, попытку. Он попытался меня увлечь, соблазнить, заставить ощутить желание, не знаю, что уж там еще было в его планах. Во всяком случае, он искренне хотел мне помочь в раскрытии темы любви и страсти, без чего танго - вовсе и не танго.

Попытка обольщения провалилась. С треском. Мой вечно холодный рассудок рассматривал и оценивал каждое нашептанное на ухо словечко, каждое прикосновение, каждую попытку легкого поцелуя. И интерпретировал. Я не могла не заметить момента, когда мой тангеро сам увлекся процессом соблазнения. Что делать, все мужчины таковы, подумала я про себя. Если он не видит реакции на внимание и ухаживание, то его активность не только не уменьшится, напротив, повысится. Отказа не потерпит никто. А отсутствие видимой реакции способно заставить любого нормального мужчину попытаться «додавить» объект внимания, добиваясь зачастую ненужной на самом деле взаимности. Тут важен не столько собственно результат, сколько демонстрация его достижения.

В какой-то момент мне даже стало жаль его напрасных стараний. Я пригласила его за столик в надежде прояснить возникшую ситуацию, чтобы снять неожиданную напряженность. Мне вовсе не хотелось обижать человека. Однако отказываться от затеи уже никто не собирался. Интрига разворачивалась и тогда я решила прекратить все это самым решительным образом. Просто встать и уйти. У меня ведь вовсе не было намерения быть соблазненной, даже ради того, чтобы продемонстрировать высший пилотаж в исполнении танго.

Я всегда знала, что ни любовь, ни страсть мне НИЗАЧЕМ не нужны. В мире достаточно увлекательных вещей, способных добавить адреналина в кровь. Моя работа требовала азарта, умения делать выбор, принимать ответственные решения и обеспечивать реализацию довольно жестких планов, не обладая формальными полномочиями. Как и всякий консультант, я уже привыкла быть неформальным лидером. Мне не нужно было для этого на кого-то орать, отдавать приказы и распоряжения. Мне нравилось заводить людей, возбуждая их интерес к выполнению практически невозможного, способного дать совершенно непредсказуемый результат. Грань риска неощутима, но она заставляет всегда держать под контролем массу внешних и внутренних сигналов, характеризующих почти неуловимые изменения в ситуации. И в этих условиях еще какая-то любовь?

Да и кого я могла бы полюбить? Все, кто окружал меня, были для меня лишь представителями организации-клиента. И у них у всех были проблемы. Несмотря на всю свою харизму, ни один из таких руководителей не мог бы меня увлечь, поскольку я, как никто, знала их слабости и неумения.

Я прекрасно осознавала, что никогда не смогу увлечься человеком, который по своему внутреннему состоянию не представляет для меня авторитета. Где бы такого взять, кто мог бы скрутить меня в бараний рог, заставить подчиниться и прекратить сопротивление? Я не видела такого. Даже мой муж, личность, безусловно, сильная, в какой-то момент утратил надо мной контроль. Это привело, в конце концов, к почти свершившемуся разрыву отношений.

Поэтому я чувствовала себя совершенно независимо. Моим сознанием никто не смог бы манипулировать. Соответственно, никто не мог заставить меня увлечься, потерять голову от любви, тем более, стать жертвой неуправляемой страсти.

Кроме того, все это притворство. И любовь, и настоящая страсть, по моему мнению, представляют собой исключительно энергетически процесс. И если нет у человека соответствующей энергетичности, он просто не сможет пережить таких состояний. Можно хотеть, можно мечтать, но никогда не ощутить по-настоящему, лишь копируя в своей жизни чужие образы, реализуя информационные отпечатки чужих страстей.

Так что, когда последовало очередное приглашение на танец, я уверенно отказалась. И в следующий раз тоже.

Постепенно попытки приглашать меня прекратились.

Я вернулась к поеданию мороженого и коктейлям.

Поняв мое ощущение любви и восприятие страсти, я решила остаться, чтобы продолжить наблюдения и пополнить тем самым копилку своего опыта. Немаловажным, пожалуй, даже более существенным, было соображение весьма практического свойства. Куда было ехать в такое позднее время? Уже за полночь. А здесь было уютно и интересно, я уже получила массу новых для меня впечатлений, а вечер еще только начался. Лучше остаться до утра. Ведь завтра, вернее, уже сегодня, было воскресенье. Мой телефон упорно молчал весь вечер, я восприняла это как знак свыше. И решила отдыхать. Потом отосплюсь.

Теперь я наблюдала не просто за техникой исполнения отдельных па, но и за сквозившим в каждом движении состоянии. Я пыталась разгадывать головоломки чужих интриг и это меня особенно увлекло.

Часам к трем активность на танцполе существенно снизилась. Публика предпочитала беседы и кофе. Оркестр продолжал играть, но как-то негромко, создавая возможность для комфортного общения.

Я обратила внимание на то, что меня по-прежнему не выпускают из поля зрения. Но не стала реагировать на настойчивые взгляды. Я больше не хотела никого приглашать за свой столик и вести какие-либо беседы. Мое одиночество меня вполне устраивало. Но оно продолжалось недолго.

Глуховатый голос раздался прямо над моим ухом, как гром среди ясного неба.

-Ну, что, потанцуем? – это прозвучало не столько развязно, сколько ехидно.

-Нет. – чтобы ответить, мне пришлось не просто поднять голову, но и повернуться.

Опираясь обеими руками на спинки рядом стоявших кресел, надо мной чуть сзади и сбоку склонялся тот самый обладатель хищно-зеленых глаз. Он и не смотрел на меня, его лицо было полуопущено, глаза почти прикрыты. Но он не двинулся с места на мое «нет». Ответ его не устраивал, но он и не собирался повторять свой вопрос. Он молча ждал правильного ответа.

Я приняла свою прежнюю позу, отворачиваясь, и не смогла сдержаться, чтобы не сделалать неясный жест рукой, как бы отмахиваясь. Что-то типа: «отстаньте» или «оставьте же меня в покое, наконец».

Я не поворачивалась на грохот падающих кресел. Зачем? Это было так очевидно: распрямляясь, он резким, гневным движением отбросил в стороны оба кресла, на спинки которых опирался. Подобный взрыв эмоций был вполне понятен.

Обогнув меня, он шел прямо к танцполу.

Высокий, он был бы строен, если бы не легкая сутулость. Я не успела додумать это, как увидела его грациозное разгибание и выпрямление, напоминающее плавное потягивание крупной кошки. Теперь, когда он буквально вспрыгивал на танцпол, от той самой легкой сутулости не осталось и следа. Теперь стало понятно, он просто сворачивался так, расслабляясь, ничем не демонстрируя мгновенной готовности к действию.

Я почти не уловила его движения, игра светотени скрыла динамичный и резкий разворот. Теперь он стоял ровно напротив меня и смотрел в упор, слегка наклонив голову вперед. Свет, падавший сзади, выделил резкими тенями очертания скул и абрис носа. Глаза по-прежнему были полуприкрыты, но из-под полуопущенных век высверкивал яркозеленый блеск. Охота! И не просто охота, а прямая и неприкрытая угроза.

Я уже не могла не смотреть в эти почти скрытые от меня глаза. Говорят, дикие кошки не любят, чтобы им смотрели в глаза, прямо и настойчиво. Якобы это вызывает их агрессию.

Глупая мысль. Энергия, передаваемая взглядом, способна сломить сопротивление. Меня еще в детстве никто не мог переглядеть. Поэтому я не сомневалась, что не только выдержу его взгляд, но и заставлю его смутиться и прекратить преследование.

Но он продолжал смотреть на меня в упор, не только не отводя настойчивого взгляда ни на одну секунду, но и не мигая. Во всяком случае, мне так показалось.

Это становится интересно, подумала я про себя.

Слегка отодвинув кресло от стола, я демонстративно забросила ногу на ногу, отставила чашку кофе в сторону и положила руки на подлокотники кресла. Ну и что ты будешь делать, дорогой охотник?

Он медленно вынимал одну руку из кармана брюк и так же медленно вытягивал ее вперед открытой ладонью вверх. Я не смогла скрыть своей усмешки, в ответ на которую, прикрытые будто глаза распахнулись, на губах появилась дерзкая ухмылка, а пальцы вытянутой по-прежнему вперед открытой ладони стали медленно сжиматься в кулак.

Наша перепалка, хоть и была совершенно безмолвной, не могла не привлечь к себе внимание публики. Кто-то вернулся на свои места за столиками, кто-то прекратил беседу и повернул голову к танцполу.

Когда я поняла, что теперь освещение в зале выхватывает из сумрака только его и меня, я осознала уровень вызова.

Его зеленые глаза теперь мерцали, завораживая, вся фигура приобрела особую напряженность, сжатый кулак медленно раскрывался, делая легкое манящее движение пальцами: «Ближе, ближе! Ближе…».

Лицо казалось неподвижным, на нем жили только глаза и губы, все так же изгибавшиеся в ехидной усмешке: «Куда бы ты от меня делась?».

Я не сразу поняла свое двойственное впечатление: одна половина рта была пухлой и красиво очерченной, выдавая экзальтированную чувственность, а вот вторая была совершенно иной: тонкость и правильность почти жесткой линии выказывали углубленного в свое внутреннее состояние аскета, отгороженного от всей суеты этого безумного мира.

Теперь это уже не была усмешка, это была яркая улыбка безусловного превосходства. Еще минута - и он будет хохотать надо мной, слегка запрокинув красивую коротко стриженую голову, изящно посаженную на длинную и гибкую шею.

Я чувствовала, что он уже ничего и не ждал, он не сомневался в исходе. Он видел, что я не в силах вступить в эту схватку. Трусиха!

Гневное возмущение захватило меня. Как он смеет? Я не выхожу на танцпол только потому, что я НЕ ХОЧУ, а вовсе не потому, что БОЮСЬ его. Он никогда, также как и любой другой, не сможет захватить моего внимания и подчинить мое сознание себе. Но это был вызов, на который я не могла не ответить. Да, я не понимаю этой глупой и никому не нужной показушной страсти, да, я не умею и не хочу учиться театрализованным представлениям.

Но кто сказал, что я струсила? НИКОГДА!

И если я не хочу, никто не вправе меня упрекнуть в трусости. Но если я не боюсь, почему я до сих пор не на танцполе? Значит, все же боюсь?

Волна необъяснимой дрожи не захватила меня, нет: она пронизала меня буквально снизу доверху, вызвав холодноватое щекотание по всей коже. Все как всегда.

Одним упругим движением я встала на ноги, одновременно распрямляясь и покачиваясь от наполнившего меня нервного напряжения.

В такие мгновения я знала все, могла говорить на любую, ранее даже не проработанную тему, вспоминать давно позабытые факты и документы, приводя наизусть их даты и номера, цитируя целые фрагменты текстов и снабжая слушателей ссылками на многочисленные источники по тому или иному вопросу. В таком состоянии я всегда находила решение, дающее выход из любой, самой сложной ситуации.

Я не чувствовала собственного тела, мне больше не надо было заботиться о правильности моих шагов, главное было лишь в том, чтобы не опустить глаза.

Его улыбка больше не было победоносной, он был напряжен и внимателен. Он следил за каждым моим шагом, за каждым движением и я увидела краткий миг замешательства в его глазах.

Ага, не ожидали, милостивый государь! Так теперь посмотрим, кто тут охотник!

Я не шла, я змеилась по пути к танцполу, несколько шагов представляли собой сложный рисунок микродвижений. Шаг открывался и закрывался в такт дыханию, при этом пальчики, прижатые к бедрам, слегка растопыривались или сжимались, а локти либо расслабленно вспархивали в разные стороны, либо отводились назад. Легкие покачивания головы, которые я не могла контролировать, создавали какую-то особенную динамику этого движения. Откидывая голову назад, я была на мгновение стремительна и порывиста в своем движении к нему, а слегка наклонив голову вперед, почти намеренно сдерживала этот порыв. Несколько секунд - и я у танцпола, еще несколько – и я взлетаю к нему, неотрывно глядя в глаза и запрокидывая голову. И оказываюсь так близко, как, в общем-то, и не планировала.

Он все также напряженно, не отрывая глаз, следил за мной.

Ты здесь! – этот взгляд был полон смущения и восхищения одновременно.

В какой-то момент напряженное ожидание развязки привело к неконтролируемому движению: он схватил меня за плечи.

Не ради тебя! – небрежным движением, как бы расправляясь, я сбросила его руки. – Я отвернулась и медленно стала обходить его вокруг. Я уже обогнула его и была за спиной, когда неуловимым движением он схватил меня за руку и развернулся на сто восемьдесят градусов.

Я не слышала и не слушала музыку, она билась в сознании, как иногда отдается в ушах стук собственного сердца. Я пыталась сделать несколько шагов в сторону, но из этой идеи ничего не вышло. Он не только не отпустил моей руки, но еще и резко притянул к себе, обхватив второй рукой за талию.

Я вовсе не собиралась делать то, что хочет он!

Теперь я повернулась на те самые сто восемьдесят градусов, отвернувшись от него и наклонив голову в знак протеста. Надо бы освободиться от его объятий, но новая попытка шагнуть в сторону, была жестко пресечена. Я ощутила скрученные канаты его мускулов, когда он, держа меня за запястья, пригибал мои руки так, что я почти не могла дышать в двойном объятии своих и его рук.

Он наклонился к моему уху. Не было сказано ни слова, но и так все было ясно: «Не холодно ли тебе, девица?».

Я подняла голову и снова взглянула в его глаза: «Спасибо тебе, Морозушко!» и улыбнулась настолько ехидно, насколько смогла. «Ты, конечно, можешь и удавить меня в своих объятиях, но я-то тебя не обниму никогда!».

Мое ехидство было несколько опрометчиво, но о том, что нельзя дразнить уснувшего льва, я подумала чуть позже, когда снова оказалась, едва дыша от ужаса, в его объятиях, после нескольких подряд резких разворотов на триста шестьдесят градусов.

Каким шестым чувством я догадалась подчиниться его руке, встав на мысочек одной ноги и слегка подобрав другую, я так и не поняла.

Он снова держал меня за запястья и, дав сделать длинный шаг вперед и в сторону, снова одним резким движением вернул к себе. Снова его губы были у моего уха. Опять усмешка, подумала я про себя. Нет, я не устыдилась своей злости, просто внезапно почувствовала роковую бессмысленность своего сопротивления.

Но это вовсе не значит, что я от него отказалась. Свободу попугаям!!

Блеск его глаз вовсе и не такой хищный, как мне показалось вначале. Я украдкой взглядывала на него, плавно кружась и ощущая твердую поддержку горячей ладони. Можно было приподниматься на цыпочки, можно было кружиться нам одной ножке, можно было делать несколько быстрых скользящих шагов и резкие развороты, это вовсе не было страшно. Он не сжимал больше мои запястья, одна моя рука лежала на его ладони и, если мне нужна была опора, я могла слегка шевельнуть пальчиками, чтобы его рука приняла на себя нужную нагрузку.

Другая моя ладонь беззаботно скользила по его плечу, но стоило мне прижать локоть к его руке, как ладонь, лежавшая на талии, становилась жесткой опорой любому моему движению. Странная свобода в жестко заданном диапазоне, почему-то подумалось мне.

Словно в ответ на мою крамольную мысль земля словно ушла из-под ног. Удерживая прямую спину, я старалась не повиснуть на этой самой такой жесткой ладони, и от неожиданности почти чертыхалась про себя! Я не заметила, как он готовил этот резкий выпад, уронивший меня почти горизонтально так, что теперь его лицо нависало над моим. Он смотрел мне в глаза испепеляющим взглядом и снова победно, почти ликующе улыбался. Я могла бы обнять его за шею, и встать, не ответив на этот очередной вызов. Но действовала я опять по-своему: отвела ногу назад, чтобы опереться на нее и обеспечить себе устойчивое равновесие, я просто хотела встать. Сама. Но этот хищник действительно был по-звериному чуток. Он-то уловил мое движение, хотя я и старалась ничем его не выдать.

Он плавно опускал мою почти вертикально поднятую руку, скользящим движением ладони прижал мою ладонь к бедру и сместил свою ладонь с моей руки на корпус. Он плавным движением подхватил меня внизу так, что вторая ладонь оказалась чуть выше лопаток, а кончики пальцев контролировали движения шеи. Я высвободила прижатую было руку и вынуждена была ухватиться почти истеричным движением за его плечо. Я уже чувствовала, что будет дальше, но не могла этому воспротивиться.

Он также резко выпрямился, крепко удерживая меня, но от неожиданности я буквально вцепилась в его плечи, чтобы не упасть от охватившего меня головокружения.

Все эти смены положений происходили в долю секунды и я уже практически ничего не контролировала. Можно было бы расслабиться и отдаться ритму его движения, но это означало бы полное фиаско.

И сейчас, когда ноги не касались пола, когда, продолжая обнимать, он все еще приподнимал меня до тех пор, пока я не стала смотреть на него сверху вниз, я знала, каким именно должно быть это запланированное им мое поражение.

Теперь я держалась обеими руками за его шею, буквально положив локти на его плечи. Он слегка запрокинул голову и почти снизу смотрел мне в глаза. Снова эта ехидная улыбочка! Его ладони поддерживали меня совсем едва, я уже почти сидела у него на руках, стоило ему расслабить или развести их, я неизбежно бы должна была повиснуть у него на шее, чтобы потом плавно спуститься по его телу прямо к его ногам. Стоило бы мне чуть отклониться от его корпуса, я неизбежно, потеряв равновесие, рухнула бы на пол. И никакой эстетики.

Ну ладно. Что так, что так, в любом случае, попалась.

Резко отпустив руки, я оттолкнулась и отпрыгнула от него как можно дальше назад. Конечно, если бы он не удержал меня, я легко могла разбить себе спину. Но он, не ожидая такого отчаянного шага, все же ухватил меня буквально перед приземлением и тут же перепуганно притянул к себе.

Но это была уже совсем другая история: я не валялась у него в ногах, как некоторые уже ожидали. И не стояла рядом, скованная его объятиями. Я упиралась ладонями в его грудь и недвусмысленно демонстрировала свое сопротивление. Стоило ему попытаться прижать меня к себе еще сильнее, как я выполнила свой план: мое колено обмануло его ожидания.

Продолжая упираться руками и отталкиваясь, я неожиданно прижала свое колено к его ноге, потом слегка подняв колено еще выше, закинула кокетливо обутую ножку за его бедро довольно резким движением, шелковая верхняя юбка откинулась в сторону, а кружевной шелковый подъюбник слетал с поднимающегося колена, обнажая кружево чулка. Бровь медленно поползла вверх, по его телу прошла внезапная дрожь, и теперь жертвой был он.

Мои руки были свободны, а он обеими ладонями держал меня за талию, прижимая к себе. Более выгодного положения представить было невозможно! Коротким движением я выпрямила ногу, заброшенную за его бедро, и, очертив мыском оттянутой ступни дугу, резко развернулась. Рывком высвободившись из его рук я встала на ногу так, как это делают балерины, поднимаясь на пуантах. И одним движением подтянула к себе вторую ногу, переступила на нее и, подняв вверх одну руку, поставила на талию и слегка вбок другую. С последним тактом умирающего танго я победно взмахнула кистью поднятой вверх руки.

Как я вспомнила это движение? Ведь в последний раз я репетировала его лет в десять. Он успел сделать шаг в мою сторону, но не предпринял попытки дотронуться. Когда я услышала внезапный шум, то не сообразила сразу, что мы словили аплодисменты искушенной аудитории. Я сделала шаг в его сторону и оглянулась, неожиданно для себя ища его руки. Он сделал еще один шаг, пожил одну ладонь мне на талию, а другой взял мою руку.

Мне показалось, что вот теперь я действительно упаду к его ногам. Через несколько секунд мы сидели за столиком.

Неизвестно откуда взявшийся коктейль оказался алкогольным. Я лишь почувствовала послевкусие хорошего конъяка. Он держал мою руку в своих ладонях и постепенно мое дыхание стало успокаиваться.

Мы не говорили, я была слишком смущена.

Когда я захотела попросить его заказать такси, он отрицательно покачал головой, и я вновь услышала чуть глуховатый, будто нарочито сдерживаемый, голос.

Я отвезу тебя. Сам.

(Продолжение следует)

© Елена (Helen2008), 2008.