Кармическая астрология.. .. кусочки судеб (5)
............ продолжаю серию статей по кармическим встречам в судьбе..
"Я всегда отвергала в себе женственность. Женских трудных и тоскливых в своей серости и безысходности судеб вокруг хватало. Мне хотелось быть мальчишкой, потом иметь мужскую профессию и стать независимой. И я отчаянно хотела летать - наверное, тоже поэтому. Романтика — да, но не только. И самолётостроение выбрала тоже поэтому. Потом всё складывалось в жизни по-разному, но одно сидело внутри прочно и болезненно: за что? Почему? Вот ВСЁ это — за что? И отчаянно пытаясь оттолкнуть как данность судьбу женщины, замужество, детей, даже девизом бравировала: «В теле себя продолжают только те, кто не может себя продолжить в духе». И только когда жизнь дала подсказку понятием кармы, сделала такой подарок и показала — кем я была когда-то и какой была — пришло осознание и понимание — и за что, и почему, и для чего.
. . Германия ближе к концу XIV века. Постоялый двор на какой-то дороге... Никаких близлежащих городов... Небольшое поселение... Местность ровная как стол..
Этот постоялый двор принадлежит семье: отец семейства – толстый такой, оплывающий уже телом бюргер, - он и хозяин, и повар. Мама, на плечах которой и всё хозяйство, и порядок, и 4 детей. Я – вторая по счёту. Жизнь, казалось, почему-то обошла нас стороной... Жизнь была там, откуда приезжали постояльцы, и там, куда они уезжали... Они приезжали все со своими заботами, у них были дела, они казались интересными, какими-то почти неземными... В свои 14 лет, будучи этакой странной мечтательницей, оторванной от действительности и вообще не видящей ни забот, ни работы, хотя я её выполняла – она казалась мне чем-то… чем-то таким досадным, что мешает пребывать в моих мечтах. Так вот – в свои неполные 15 я родила мальчика. От какого-то постояльца... Боюсь, что и имени отца своего ребёнка я даже толком тогда и не знала... Видимо, в 15 не очень ощущается материнство. Во всяком случае, я его НЕ ощущала... Но втягивалась в иллюзии «сказочной жизни» от любых разговоров постояльцев, приезжающих в обычные дни, из самых обычных месс. Да и разговоры-то те не были на самом деле ни о чём этаком сказочном, они были вполне обычными, но мне они казались волшебными – в них звучали незнакомые мне названия городов, мест, незнакомые имена, люди эти играли в неизвестном мире незнакомые мне роли, и рассеянность моя вкупе с мечтательностью дали то, что дали: полное неумение реалистически видеть и оценивать то, что есть вокруг.
Я совершенно уже бессознательно ощущала всякий раз, слыша почти любой разговор, некую свою сопричастность этой сказке: говорящий ощущался почти принцем, а я непременно его избранницей, хотя он на меня на самом-то деле и внимания не обращал, судя по всему. Мне же эта ощущаемая иллюзия, которая рождалась исключительно в моей голове, при этом казалась (ох уж это «казалось»!) самой настоящей реальностью. Мельком брошенный взгляд куда-то признавался брошенным именно на меня и непременно страстно или влюблённо, или исподволь, но исключительно только для того, чтобы «рассмотреть меня получше»; почти любое услышанное мною слово в момент, когда я проходила мимо, казалось тайно направленным именно мне, именно для меня и, разумеется, обязательно и все¬непременно содержащим тайный романтичный подтекст. Типичные женские иллюзии, когда видится особое значение во всём, чего на самом деле и близко не существует. Иллюзии, вечно приводящие к разочарованиям…
В 17 родила ещё одного ребёнка, а вскоре сбежала из дома с очередным постояльцем, оставив детей отцу и матери. Отец меня проклял... Я не видела подробностей той жизни – вернее, не видела многих подробностей. Умирала я в какой-то ночлежке – грязной, гадкой, мерзкой. Умирала не от болезни – хотя какая-то она была, раз я умирала. Но было совершенно чёткое понимание того, что умираю не от болезни, а от сознания того, что ВСЕ пути порока мною уже пройдены... Как мелькание – пустое и бесполезное, какими-то тенями, проносились мимо в памяти и собственное воровство, и пьяные гульбища, и мужчины.
Жизнь, целая жизнь пронеслась как ощущение липкой грязной ленты, мерзко-липких иллюзий и попыток уйти от осознания реальности, заменив их красивой выдумкой (это мне она на ту пору казалась красивой) или туманом глупейших фантазий. Спрятаться от реалий в фантазии о любви и красивой жизни, иллюзорность их обретения. А поскольку трудиться над жизнью там, где довелось родиться, вовсе не хотелось, моменты осознания приносили душевную боль и ощущение ужаса растраченных лет – та молодая женщина отбрасывала их и пыталась спрятаться в новых поисках сказочных ощущений и фантастических историй. Хотелось красивостей, комфорта, всего и сразу.
Меня болтало по жизни, как лодку, брошенную рулевым. Лодка-душа отчаянно вырывалась из-под управления кормчего-разума, и ей это удалось. В конечном итоге лодку, а с нею и жизнь, разбило в щепки. Осталось ощущение грязи: лёгкие, ни к чему не обязывающие связи, которые на самом-то деле привносили в душу ещё больше мерзости и опустошения; беспринципность, приводящая к преступным мыслям и действиям (взять чужое, или попросту украсть); безнравственность, подталкивающая к оправданию почти всего, и вместе с этим пугающая, дикая и тягучая тоска от вранья себе, чуть раньше казавшимся романтикой и флиртом. Тоска, ведущая к пропасти… Тоска, от которой тоже хотелось прятаться. Замкнутый круг…
.
.
.
. . Последней мыслью, буквально молнией пронзившей меня в момент смерти, (и я знала, что эта мысль раньше и не появлялась вот так, -остро, ясно, неумолимо-отчётливо, была : ДЕТИ! Я оставила своих малышей... и нет мне за это прощения.
Когда в уже этой своей, современной жизни, я после долгих мук, долгого и многолетнего процесса прощения своей матери вдруг поняла, что по сути дела, моя мать отчасти взяла на себя тяжкую ношу – показать мне, что значит быть брошенным и не нужным ребёнком, чтобы я никогда, ни в одном воплощении не повторила этого греха – я прониклась к маме благодарностью.
Многие годы во мне жила обида на неё, а с нею и на судьбу. Жила и делала своё дело. Почти два десятка лет вместо ушедшей вглубь обиды было равнодушие к ранее пережитому, а я принимала это за прощение. И лишь потом, вследствие долгого неуклонного труда пришло осознание, что душа матери моей может быть отчасти и пожертвовала в чём-то собой, дабы помочь мне понять и осознать очень и очень многое. И этим снять камень греха, не позволявшего мне иметь детей в нескольких воплощениях, и быть этим счастливой..... Да и в этом моём воплощении иметь немало проблем с выкидышами на крупных сроках, грозящих бездетностью....
. . ………. Время бежало, оно летело. Годы познания и труда, где были и слёзы, и разочарования, но было и неумолимое желание идти до конца, освобождаясь от невежества и неведения. И оно приносило свои плоды.
Мы переехали в Германию..
(В кошмарном сне бы не приснилось мне, работающей в отрасли военной промышленности и имеющей запреты на выезд всех видов и мастей, что когда-нибудь я не просто выеду в кап. страну для турпоездки, а окажусь там в качестве её жителя...)
После первого невероятно трудного года судьба (совершенно случайно и ..м-м-м.. не совсем стандартно для поступления на работу))) забросила меня на одну фирму...
Работать я начала резво, а вот результаты стали появляться не так скоро, как хотелось бы. Тем не менее появились, и однажды на конференции я увидела главу концерна – пожилого австрийца с интересной судьбой. Он почти всю жизнь прожил в Баварии. О нём много говорили, восхищались, недолюбливали, побаивались, ставили в пример... Хотя когда я его увидела, на первый взгляд было стойкое ощущение, что это какой-то городской сумасшедший. Он много и нелепо жестикулировал, много и громко говорил, бегал по сцене, кого-то обвинял, к чему-то призывал и вообще не производил впечатление миллионера, каким я себе «западных» миллионеров воображала. Вторая встреча не оказалась иной. Работала я к тому времени успешно, и меня ему представили. Цепкий взгляд, холодный и колючий. Пара резких вопросов. И я от него «закрылась». На подведение итогов года среди руководителей подразделений (кем я уже стала) мы полетели на три дня в Турцию . Там после ужина кто-то из нашего филиала, исключительно по секрету, как водится)))), проболтался берлинцам, что я умею предсказывать по руке. (Не делаю этого уже давно. Да и на руку я смотрела-то, по сути дела, беглым взглядом – считывание информации с человека шло иным путём. Только зачем же пугать-то людей этими «иными путями», это же всё-таки коллеги по работе, да ещё и совсем иного менталитета.) И тогда руководитель их филиала вдруг попросил посмотреть на его руку. Это был красивый, улыбчивый молодой человек, приятный в общении, немец, успешный и счастливый (по рассказам). Сел рядом. Я взяла его руку и… мама дорогая! Какой немец, когда он поляк! Какое «счастливый», когда он несчастен и одинок, когда вокруг в общем-то орда тех, кто считает себя его другом. Вот что должна была ему сказать? Единственное, что спросила перед тем, как начать (собственно, я у всех это спрашивала): «Вы готовы к возможным неожиданностям и странностям, если вдруг вам придётся их услышать? И насколько я могу быть откровенной с вами?» Получив ответ, что он готов на сто процентов, я и сказала:
«Господин... – тут же сбилась и продолжала уже называть его только по имени, что в принципе категорически не приветствовалось на фирме, – Кристоф, я не знаю, зачем вы подошли ко мне, но знаю, что могу сказать вам. Вернее, даже не я, сколько ваша душа. Вам тяжело и одиноко, у вас есть деньги и успех, но при этом пусто и холодно на душе. Вы поляк и оставайтесь поляком, вам не нужно рядиться в чужие одежды, потому что вы потеряли связь с корнями...»
Он изменился в лице так, что я замолчала, однако через несколько долгих секунд попросил продолжать. Спустя примерно полчаса, когда мы закончили беседу, тут же подошёл глава концерна (тот самый "полусумасшедший миллионер), присел на корточки рядом с моим стулом, что было нонсенсом нонсенсов, и молча подал мне свою ладонь. Надо ли говорить, что всех, кто сидел со мной рядом, тут сразу же как ветром сдуло.))) После этого случая у нас установились странные взаимоотношения – их не было, и вместе с тем они были.
Однажды, выиграв рабочий конкурс, в составе группы из 20 человек я оказалась в Венесуэле. Мы сидели за столом после ужина... Все уже почти разошлись... Осталось буквально три-четыре человека. Среди них – глава концерна. Зашёл разговор о кулинарии, о кухнях различных стран... И он сказал:
«Вот странно... Я никогда не стоял у плиты – у нас с женой было изначально договорено, что она не мешает мне делать бизнес, растит дочь и ведёт дом, а я обеспечиваю будущее и настоящее ей и дочери... Так вот – я никогда не стоял у плиты, но когда она готовит, я всегда вижу и знаю, что она положила не так в то или иное блюдо... И она уже не спорит, потому что сто раз убеждалась, что я прав. И не только дома. Вот хотите эксперимент?»
Он подозвал официанта, тот пригласил повара, и наш Клаффи (мы так его звали, потому что это было производным от фамилии) попросил на заказ приготовить что-то по усмотрению повара. И в чём-нибудь нарушить рецепт и процесс приготовления. Блюдо готовилось, за столом продолжался неспешный разговор, а я.........
........ я как будто оказалась в иной плоскости, в каком-то ином мире...
................. Передо мной вереницей шли сцены совсем иной жизни, иных времён, иного воплощения... воплощение души, что была когда-то моим отцом. Блюдо было принесено, съедено. Он и правда точно назвал ошибки, которые повар допустил. Когда мы по «странному» стечению обстоятельств остались за столом одни, я сказала вначале только то, что в одной из жизней он был поваром... Он принял это совершенно спокойно и сказал:
«Я знал об этом. Вернее – не знал, но предполагал, что-то такое...» Я спросила – есть ли у него ощущение, в какой стране это было? Он так же спокойно ответил, помолчав секунд двадцать: «В Германии. Потому что с детства знал даже то, как правильно молоть муку и печь хлеб, хотя этого и не видел. И это был не турецкий, – он засмеялся, потому что в Турции у нас был казус с их неимоверно вкусным хлебом, – не в России, не в Польше и не в Америке. Это был немецкий хлеб».
А когда я осторожно сказала, что он был ещё и моим отцом, и рассказала, что там произошло, он улыбнулся и ответил: «Так вот, фрау Б., почему я к вам так неравнодушен. И почему приглядываюсь к вам с самого вашего появления на фирме».
Это было действительно так. И все это знали. Впоследствии также бывал внимателен к моим желаниям. Это не было симпатией мужчины к женщине или внимание шефа к одному из сотрудников одного из филиалов, которого он видит раз в полгода. Это было нечто совершенно иное, и странно, но чувствовалось это буквально всем окружением.
. . .Я попросила у него прощения. Прощения за то, что вызвала тем своим поступком, своей безответственностью то, что спровоцировало его на проклятие. Трудным было для меня то покаяние, сложным… Он помолчал, сидя с опущенной головой. Передо мной сидел пожилой человек, видавший немало в этой жизни: находившийся и полгода в налоговой тюрьме, хотя после этого всё равно ставший миллионером. За плечами у него был инсульт и два инфаркта, потому что после первого он попросту сбежал из больницы, не умея лежать без дела. Потом он поднял голову и сказал:
«Я не знаю, правы ли вы, и было ли точно так, как вы рассказываете. Однако вы знаете, что я люблю свою дочь больше, чем она меня. – Это было правдой, и у нас как раз тогда в Турции, с «ладонью», был разговор и об этом.
Он продолжал: – И любя её, я в то же время дистанцируюсь порой, как будто ожидая подвоха. И столько раз ловил себя на странном чувстве вины, не перед ней, а перед чем-то неуловимым и странно-знакомым, что каким-то образом через дочь даёт мне понять, почему до сих пор (а ей тогда было 33 года) она не выходит замуж. Не видела любви, хотя ей всё доступно из того, что хочет иметь в материальном мире женщина. Меня всегда мучило странное чувство вины – не перед нею, а как будто перед такими же, как она. Теперь я понимаю, что это могло быть».
Мы выпили ещё несколько глотков вина, помолчали, простили друг друга и разошлись. Да, странным было то чувство. Оно не было лишь облегчением, оно было иным... Как будто не с нас сняли груз... или не только с нас. А мы были теми, с помощью кого это было произведено.
Флориана вышла замуж через год. Но детей у неё до сих пор нет. Не только простить должен был отец, но и многое отдать миру за то, что выплеснул в него много зла, пусть и казалось ему тогда, что справедлив» и вполне оправданно. Для зла нет и не может быть никаких оправданий. «Оправдано» – быть с правдой. С праведным, с правым. Правое – имеющее отношение к Истине. Оно имеет архетип. Зло же архетипа не имеет.
.
.
PS. Как всегда, обращаем внимание на аспекты к Узлам (особенно Кету, Лилит от неё, к куспидам домов в том числе), аспекты синастрических планет к углам карты и куспидам всех домов– особенно К8, К4 и К12, квиконсы и полусекстили. Кармические аспекты смотрю только если из перечисленного достаточно того, чтобы вглядеться в карту подробнее.
.
.
Оставить отзыв
