Одиночество

Предлагаю тезисно, через Штирлица и работы Д.Винникотта и З.Фрейда... окунуться в "одиночество", осмыслить свое угнетающее чувство и вынырнуть* в пантомиму.

В данной статье мне хотелось бы рассмотреть способность индивида к одиночеству и привести доказательства того, что эта способность является одним из важнейших признаков зрелости эмоционального развития.

По моим наблюдениям в психоаналитической литературе уделяется больше внимания страху перед одиночеством или стремлению к одиночеству, а не способности к нему. Наряду с этим значительное внимание уделяется также состоянию отстраненности — защитной организации, возникающей при ожидании наказания. Мне кажется, что сейчас назрела необходимость обсуждения позитивных аспектов способности к одиночеству.

Первые взаимоотношения между двумя людьми — это взаимоотношения младенца со своей матерью (или тем, кто ее заменяет). Они существуют до тех пор, пока младенец не выделит качества матери (или того, кто ее заменяет) и не соединит их с идеей отца. Посредством взаимоотношений между двумя людьми можно описать понятие Кляйн «депрессивная позиция», и, наверное, будет правильным сказать, что подобные взаимоотношения являются важной особенностью ее концепции.

Насколько же естественным после рассмотрения взаимоотношений между двумя или тремя людьми сделать еще один шаг назад и рассмотреть взаимоотношения одного человека с самим собой! Вначале может показаться, что разновидностью этих взаимоотношений является нарциссизм (либо в ранней форме вторичного нарциссизма либо непосредственно в форме первичного нарциссизма). Я считаю, что переход от взаимоотношений между двумя людьми к взаимоотношениям одного человека с самим собой потребует существенного пересмотра опыта нашей аналитической работы и непосредственных наблюдений за матерями и младенцами.

Теперь я могу изложить главную мысль своей статьи. Несмотря на то, что приобретению способности к одиночеству содействуют разные формы опыта, существует один основной вид опыта, без которого невозможно приобрести эту способность — опыт пребывания маленького ребенка в одиночестве в присутствии своей матери. Таким образом, в основе способности к одиночеству содержится парадокс: она представляет собой опыт пребывания в одиночестве при одновременном присутствии кого-то другого.

Тем самым создается особый тип взаимоотношений — взаимоотношения между одиноким младенцем или маленьким ребенком, с одной стороны, и его матерью или заменяющей ее фигурой — с другой. Мать или ее фигура присутствует и является олицетворением надежности, несмотря на то, что в какой-то момент ее может представлять кроватка, коляска или общая атмосфера, созданная матерью. Я хотел бы предложить специальное название для этого особого типа взаимоотношений.

Мы можем сказать, что после полового акта, который принес удовлетворение обоим партнерам, каждый из них пребывает в одиночестве и доволен этим состоянием. Способность испытывать радость от своего одиночества вместе с другим человеком, который также находится наедине с собой, является здоровым переживанием. Недостаточное напряжение Ид может вызвать тревогу, однако целостность личности, сохраняющейся во времени, дает индивиду возможность дожидаться естественного возвращения напряжения Ид и радоваться одиночеству, то есть одиночеству, относительно свободному от того качества, которое мы называем «уходом в себя».

Мне хотелось бы теперь рассмотреть эту проблему под другим углом разобрав высказывание «я одинок» («I am alone»). Сначала в ней идет слово «я» (I), которое предполагает достаточное эмоциональное развитие. Индивид уже представляет собой целостный блок, его целостность стала свершившимся фактом. Внешний мир отвергнут, а внутренний мир стал возможен. Все это лишь топографическое утверждение личности как предмета, как организации ядер Эго. Связь с жизнью в данном случае отсутствует.

Далее следуют слова «я есть» («I am»), отражающие стадию индивидуального развития. С их помощью индивид обретает не только форму, но и возможность жизни. В начальный период «я есть» индивид представляет собой, так сказать, сырой материал, — незащищенный, уязвимый и потенциально паранойяльный. Индивид способен достичь стадии «я есть», поскольку у него есть защищающее внешнее окружение: фактически этим защищающим окружением является мать, всецело поглощенная своим собственным ребенком и требованиями его Эго благодаря идентификации с ним. Нет необходимости доказывать то, что младенец на этой ранней стадии «я есть» осознает существование своей матери.

Теперь я перехожу к словам «я одинок». В соответствии с предлагаемой мною теорией на этой следующей стадии младенец оценивает непрерывное существование своей матери. При этом я не имею в виду знание обязательно на сознательном уровне; я считаю, что «я одинок» — это дальнейшее развитие «я», зависящее от осознания младенцем непрерывного существования своей надежной матери. Ее надежность дает возможность младенцу находиться в течение ограниченного периода времени одному и испытывать радость от этого.

Подобным способом я пытаюсь объяснить парадокс, заключающийся в том, что способность к одиночеству основана на опыте одиночества в присутствии кого-то и что без подобного опыта индивид так и не сможет приобрести этой способности

Теперь мы видим, почему при одиночестве так важно, чтобы кто-то был рядом, присутствовал, не предъявляя при этом никаких требований: переживание Ид может оказаться полезным после возникновения импульса, а объект может представлять собой часть присутствующего человека (матери) или всего этого человека. Лишь при данных условиях младенец может приобрести опыт, которое будет восприниматься им как реальный. Большое количество подобных переживаний создает основу для жизни, в которой присутствует реальность, а не иллюзии. Индивид с развитой способностью к одиночеству всегда сохраняет способность к повторному открытию личных импульсов, и эти импульсы не пропадают зря, так как состояние одиночества всегда предполагает, что поблизости находится еще кто-то (хотя это и похоже на парадокс).

С течением времени индивид перестает нуждаться в действительном присутствии своей матери или фигуры матери. Это обычно называют образованием «внутренней среды». Этот процесс носит более примитивный характер, чем явление, заслуживающее названия «интроецированная мать».

Способность к одиночеству представляет собой исключительно сложное явление и состоит из множества факторов. Она тесным образом связана с эмоциональной зрелостью.

Основой этой способности является опыт одиночества в присутствии другого человека. Благодаря ему младенец со слабой организацией Эго может пребывать в одиночестве, так как он имеет при этом надежную поддержку для Эго.

Поддерживающая Эго среда постепенно интроецируется и становится частью личности индивида, в результате чего у него появляется способность действительно находиться в одиночестве. Теоретически даже в этом случае всегда присутствует кто-то еще: кто-то, окончательно и бессознательно отождествленный с матерью; тот, с кем ребенок временно идентифицировался в первые дни и недели; тот, кто теперь занимается исключительно уходом за ребенком.

Предлагаемый ниже отрывок — одно из немногих высказываний Фрейда, посвященное проблеме одиночества: Первыми фобиями у детей, связанными с внешними условиями, являются боязнь темноты и одиночества. Первая из них зачастую сохраняется на протяжении всей жизни; обе вызваны у ребенка ощущением отсутствия любимого человека, который нянчит его,— скажем, его матери. Я слышал из соседней комнаты, как ребенок, испугавшийся темноты, звал: "Говори со мной, тетя! Я боюсь!" — "Зачем? Для чего? Ты все равно меня не видишь". На это ребенок отвечал: "Когда кто-то говорит со мной, становится легче". Таким образом, ощущение, испытываемое в темноте, превращается в боязнь темноты.

Более подробный анализ сущности чувства одиночества дан Анной Фрейд. Дети не боятся смерти, по крайней мере больше всего прочего, потому, что не понимают или не представляют себе, что может означать полное отсутствие сознания. Но темнота их пугает задолго до того, как они начинают понимать, что может последовать за смертью. Дети первоначально принимают свое бессмертие и вечность как нечто само собой разумеющееся. Но темнота ужасает их, ибо она символизирует одиночество. Следовательно, дети зачастую боятся идти спать не потому, что боятся заснуть и больше не проснуться, но скорее потому, что их пугает перспектива сохранять сознание и быть при этом одинокими.

Хотя Фрейд сравнительно редко высказывался по проблеме одиночества, он тем не менее предложил интригующую модель, с помощью которой можно подойти к рассмотрению одиночества и как чувства, и как теоретического конструкта. Из этого и проистекает мое убеждение, что любое индивидуальное сознание пронизано основополагающим, изначальным, глубинным чувством (или идентичной ему структурой) возможности уединения и одиночества.

Как только человек понимает свое истинное сущностное положение и в той мере, насколько он его понимает, он становится безнадежно одиноким. В своем недавно предпринятом исследовании одиночества Вейс [Weiss, 1973] рассматривает его, как если бы данный феномен был просто болезнью наподобие любой другой болезни. В связи с этим он заявляет: "Тяжкое одиночество оказывается столь же распространенным, как и простуда зимой". Если одиночество есть болезнь, то, следовательно, оно — неестественное состояние, то есть такое состояние, которого, к счастью, можно и избежать. И в самом деле, небольшое по объему исследование Вейса снабжено целым перечнем средств и снадобий, которыми могут себя пользовать сироты, старики, разведенные и прочие категории населения с тем, чтобы уменьшить и преодолеть приступы одиночества. В соответствии с этой моделью одиночество, очевидно, расценивается как почти что сугубо медицинская проблема. Так же как недоедание определяется недостатком пищи, так и одиночество рассматривается как недостаток приятельских отношений. Между тем одиночество предстает как более явное (грубое) искажение человеческого бытия, пронизывающее индивидуальное человеческое существование. Одиночество — не болезнь в медицинском или даже социологическом смысле слова.

Скорее всего, оно коренится во внутренней природе человека, в самой его психологической конституции.

Ирвин Ялом

• Больше, чем смерти, люди боятся одиночества, неизменного спутника болезни. Мы стараемся пройти по жизни рука об руку с кем-либо, но умирать нам приходится поодиночке.
• Жизнь нужно проживать сейчас; её нельзя без конца откладывать.
• Чтобы быть по-настоящему близким с другим, мы должны по-настоящему слушать другого: отбросить стереотипы и ожидания, связанные с другим, и позволить сформировать себя ответом другого.
• Для того, чтобы быть полностью связанным с другим человеком, вам придется сначала найти связь с самим собой. Если мы не можем смириться со своим одиночеством, мы начинаем использовать другого как укрытие от изоляции.
• Берегитесь исключительной и безрассудной привязанности к другому; она вовсе не является, как это часто кажется, примером абсолютной любви. Такая замкнутая на себе и питающаяся собою любовь, не нуждающаяся в других и ничего им не дающая, обречена на саморазрушение.
• Именно встреча с одиночеством, в конечном счете, делает возможной для человека глубокую и осмысленную включенность в другого