Все дело в шляпе

Проективная идентификация в супружеском взаимодействии

Д. Зиннер.

Из множества переменных, влияющих на систему взаимодействия в браке, мы выберем для рассмотрения в этой главе те, что действуют на бессознательном внутрипсихическом уровне. Менее доступные для наблюдения, чем социокультурные ценности и сознательные ожидания, эти бессознательные силы, однако, тем более мощны, чем более скрыты. Они существенно влияют на выбор партнера по браку (Dicks 1963) и в дальнейшем от них постоянно зависит качество брачных отношений. Кроме того, бессознательные фантазии, определяющие брачное взаимодействие, распространяются также на восприятие детей и поведение по отношению к ним, что имеет важные последствия для их психического развития (Zinner and R. Shapiro 1972). Эта проблема была рассмотрена выше, в Главе 7. Более четко очерчивая нашу тему, можно сказать, что мы будем основываться на нашем психоаналитическом понимании личности, чтобы исследовать межличностные последствия защитного механизма проективной идентификации для супружеской пары.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПРОЕКТИВНОЙ ИДЕНТИФИКАЦИИ

Проективная идентификация – это активность Эго, изменяющая восприятие объекта, и, реципрокным образом, меняющая образ Собственного Я. Она действует как защита, позволяющая избавить Собственное Я от нежелательной или опасно переоцененной части, которая может быть атакована или идеализирована, будучи помещенной в объект. До сих пор я описывал чисто внутрипсихический процесс. Теперь же, с помощью проективной идентификации, индивид может помещать объект не внутри Собственного Я, но как если бы он был внутри другого партнера по отношениям. Эти взаимосвязанные изменения восприятия влияют и фактически руководят поведением Собственного Я по отношению к внешнему объекту, обнаруживаемому в другом человеке. Они столь могущественны, что вызывают во внешнем объекте проекции комплиментарный отклик, который, соответственно, удовлетворяет его потребностям в удовольствии, похвале, наказании или боли. Проективная идентификация происходит у обоих партнеров по отношениям, и таким образом они формирую взаимно удовлетворяющую систему, основанную на «сговоре». Так проективная идентификация становится важным концептуальным мостом между индивидуальной и межличностной психологией, поскольку наше понимание этого защитного механизма позволяет нам рассматривать определенные взаимодействия между людьми в терминах динамических конфликтов,  присущих индивидуальной психике.

ПРОЕКТИВНАЯ ИДЕНТИФИКАЦИЯ В БРАКЕ

Проекция отрицаемых элементов Собственного Я на супруга привносит в брачные отношения конфликты, перенесенные из внутрипсихической сферы в межличностную. Одна проходившая терапию женщина, чей брак был похож на брак «кошки с собакой», как-то сказала: «Я чувствую себя лучше, когда мой муж ненавидит меня, чем тогда, когда я сама себя ненавижу». Верно, что подобная проективная идентификация уменьшила тревогу, вызванную ее самообвинениями; однако подобная защита наносит ущерб браку, так как для того, чтобы быть эффективной, ей нужно поддерживать состояние постоянного конфликта внутри супружеской диады. Этот конфликт не обязательно должен быть открытым; он может существовать в скрытой форме полярно противоположного восприятия друг друга брачными партнерами. Эта полярность делает невозможными разделенность чувств и сотрудничающее поведение. Так, жена может воспринимать себя эмоционально-лабильной, а мужа – холодным и логичным. Похожими противоположностями в браке являются: «сильный – слабый», «фригидный – чувственный», «беспомощный – эффективный», «гневливый – умеренный», «депрессивный – веселый».

СЛУЧАЙ 1

Миссис А. обладала сильным фаллическим стремлением к самоутверждению, однако оно подавлялось чувством вины и фантазийным страхом собственной деструктивности. С другой стороны, активная агрессивность Мистера А. находилась в конфликте с его пассивной тоской. Защитная стратегия каждого из супругов базировалась на проекции агрессивности жены на мужа и, соответственно, на проекции его восприятия себя, как беспомощного, на жену. Мистер А. мог таким образом исполнять свои пассивные желания через жену, в то время как она также получала скрытое замещающее удовлетворение через его успехи на работе, и, в более интимной сфере, через его мощную фаллическую ориентацию в сексуальных отношениях. Такая поляризация беспомощной жены и эффективного мужа может быть достаточно стабильной, самовоспроизводящейся и находить значительную поддержку в современном обществе. Однако эта, на первый взгляд – устойчивая, система могла быть легко выведена из равновесия, когда Миссис А. брала на себя инициативу в общении. Муж становился тревожным и терял эрекцию, когда ее поведение подрывало его защитный взгляд на нее, как на пассивную.

 По этим же причинам, когда в ходе индивидуальной терапии женатого человека начинает интернализоваться спроецированный ранее конфликт, его супруг, не находящийся в терапии, обычно также переживает пробуждение внутрипсихического конфликта.

Действие проективной идентификации в браке не сводится, однако, только к проекции отрицаемых черт. Мы обнаружили, что проецируемый материал содержит высоко-конфликтные элементы объектных отношений супругов с их собственными родительскими семьями. Хотя, согласно общему мнению, муж выбирает себе жену, «похожую на ту самую девушку, на которой когда-то женился старый добрый папа», мы хотели бы сконцентрироваться на бессознательном стремлении заново пережить конфликт родительско-детских отношений через выбор нового объекта. Очень ненадежное распределение ролей получается, например, тогда, когда муж превращает жену в «родительскую» фигуру, или – наоборот, инфантилизирует ее, видя в ней того ребенка, которым сам был когда-то. Экстернализация аспектов старых конфликтных отношений родительской семьи служит не только целям защиты, но и целям восстановления – желанию вернуть к жизни, в форме супруга, свои потерянные инфантильные объекты, одновременно «хорошие» и «плохие». Jaffe (1968) похожим образом описывает эту двойную функцию проективной идентификации.

Это следует из того, что, как было сказано, действие проективной идентификации в брачных отношениях имеет близкое сходство с переносом, который формируется в психоаналитической терапии. Однако, за исключением непроанализированного контрпереноса у терапевта, аналитическая ситуация не должна включать в себя отыгрывания взаимных проекций, подобных тем, что имеют место в брачной диаде. Тем не менее, также, как в терапии мы предполагаем некоторую степень переноса, в браке мы всегда находим некоторые элементы проективной идентификации. Мы можем говорить о континууме проективной идентификации в отношениях. На одном его конце действуют самые примитивные формы этого защитного механизма: репрезентации Собственного Я и объекта спутаны, восприятие объекта может быть настолько искаженным, что будет поистине бредовым. На «здоровом» конце континуума  Собственное Я может достигать эмпатического понимания субъективного мира объекта за счет селективного использования своего прежнего опыта, полученного в родительской семье. Место каждых конкретных отношений на этом континууме определяется качеством и уровнем развития интернализованных отношений родительских объектов, способностью супругов воспринимать друг друга как отдельных, разных людей, а также интенсивностью потребности в защите. Чем меньше супруги используют методы проекции как средство экстернализации конфликта, и чем больше – как способ приблизиться к общему, разделенному опыту – тем ближе их брачные отношения к здоровому концу континуума.

Последствия для семьи.

Наше понимание важности проективной идентификации начало складываться в ходе работы с семьями трудных подростков в NIMH (Национальном Институте Психического Здоровья). Мы обнаружили, что у родителей в нашей выборке неблагополучных семей образы (или описания) их детей были часто искажены, и эти искажения служили защитным целям родителей. Эти защитные родительские описания подростков были проективными идентификациями и вели к повторному отыгрыванию раннего опыта родителей, полученного  в их собственных родительских семьях. Наши подростки имели склонность идентифицироваться с этими родительскими искаженными образами их самих, и это порождало большие проблемы в развитии, связанные с формированием их подростковой идентичности. Мы часто видели, что использование проективной идентификации отдельными членами семьи приводило к тому, что они выглядели психологически бесконфликтными с тех пор, как элементы конфликта были экстернализованы и распределены путем проекции между другими членами семьи (Zinner and E. Shapiro 1975, Zinner and R. Shapiro 1972). В то же время семья в целом казалась эквивалентом единой психической сущности. Мы проиллюстрировали этот феномен клиническим случаем семьи подростка, отыгрывающего вовне свои проблемы  (Zinner and R. Shapiro 1974). Поведение подростка представлялось бесконфликтным выражением импульса, в то время как его родители, отрицающие свои влечения, были рупором жестких директив Суперэго. Однако семья как целое виделась единым психологическим организмом, со своими влечениями и запретами.

Семейная терапия

Наши терапевтические методы включают в себя как супружескую терапию, так и индивидуальную работу с пациентами, и сессии с участием всей семьи. Мы обнаружили, что те самые процессы, включая проективную идентификацию, которые работали на уровне семейной группы в целом, действовали и внутри супружеской пары. Оригинальное исследование значения проективной идентификации для выбора брачного партнера и последующего взаимодействия в браке было проделано Dicks (1967) в Семейном отделении Тавистокской клиники. Всестороннее клиническое исследование Dicks не было воспринято с должным вниманием в Соединенных Штатах; оно заслуживает того, чтобы быть базовым материалом для всех, изучающих данный предмет. Dicks рассматривал выборку браков, «основанных на сговоре» (с. 68), взаимодействие в которых в большой степени было обусловлено взаимными проективными идентификациями. Он рассматривал подобные пары в качестве «составной личности», характеризующейся своеобразным разделением функций, в которое каждый из партнеров вносит некий набор качеств, сумма которых и создает цельный диадический элемент (с. 69). Здесь можно увидеть, как наш взгляд на семью как на «единую психическую сущность» пересекается с тем, что Dicks назвал «составной личностью» семьи. Явления, описанные выше, иллюстрируются следующими четырьмя отрывками из материала семейной терапии Мистера и Миссис С.

СЛУЧАЙ 2

Брак С. сопровождался открытым конфликтом, начиная с самого его заключения 25 лет назад. Во время ухаживания друзья предупреждали, что эти отношения обречены, но это, казалось, только укрепляло решение пары вступить в брак. Каждый из супругов воспринимал себя и партнера как полярные противоположности. Мистер С. воспринимался чрезвычайно рациональным, задумчивым, неспособным к нежной, интимной привязанности, пренебрежительно относящимся к проявлениям эмоций и безразличным к сексу. Миссис С., напротив, рассматривалась как изменчивая, импульсивная, цепляющаяся и эротичная. Каждый из партнеров мог поддерживать такое одностороннее восприятие себя и другого с помощью проецирования конфликтных аспектов своей личности на супруга. Так, Мистер С., боявшийся разрушительных последствий своего гнева, опосредованным образом переживал непостоянство характера своей жены, постоянно критикуя ее вспышки. Время от времени сила его ненависти сокрушала его проективную защиту, и он впадал в гнев. Он переживал эти приступы как диссоциативные провалы, а не как часть самого себя, и, в конце концов, подавлял свой гнев.

Сталкиваясь с растущей независимостью и возможной сепарацией подраставших дочерей, оба родителя старались поддержать положительный альянс со своими детьми. Супруги С. имели общую фантазию о том, что детская привязанность не может вынести родительской амбивалентности. Поэтому каждый из них стремился быть «абсолютно хорошим» родителем, в то время как другой считался «плохим», чьи отношения с дочерьми были наполнены ненавистью. Их соперничество показано в отрывке из парной терапии, который следовал за семейной сессией, на которой впервые присутствовала их старшая дочь Шерил, живущая отдельно.

 ФРАГМЕНТ 1

Муж:  Итак, бедная старушка Шерил была, конечно, вчера в неловком положении из-за того, что никогда не бывала здесь раньше. Я думаю, это не было ее единственным неудобством. Как Вы могли увидеть, эти две девушки – настоящие антагонисты. Или… я не знаю, что Вы могли увидеть... Шерил была потом просто в бешенстве. Она сказала, что ушла бы из семьи, и я не был бы ответственен за ее финансы, и так далее.

Жена:  И она не была бы – она не разговаривала со мной. Артур [Мистер С.] сказал мне, что она меня ненавидела.

Муж:  Она была вне себя из-за вспышки Барбары [Миссис С.] по поводу отсутствия от нее помощи по дому.

Жена:  И что он был единственным, кого она любила.

Муж:  Нет, она не сказала этого.

Жена:  Ты мне так сказал.

Муж:  Нет, нет, она такого не говорила.

Жена:  Нет, она не сказала этого, это ты сказал.

Муж:  Хорошо, она… она сказала, что ненавидела тебя.

Жена:  Да-а…

Муж:  И что когда она была дома на Рождество, она пыталась что-то сделать, но ты устроила ей разнос. И что она больше ни за что не возьмется, и так далее…Я  сказал: ладно, тебе было бы лучше сейчас вернуться домой. Она сказала, что рассчитывает остаться этим летом в Уилмингтоне.

Жена:  Но она решила так уже давно.

Муж:  Я люблю Шерил – я люблю их всех. Я думаю: как жаль, что они столь антагонистичны. Я был очень доволен, когда Вы [терапевт] сказали, что у них обеих скорее конфликт неполноценностей, чем, до некоторой степени, конфликт мелочного превосходства, когда более сильная сторона побеждает более слабую. Потому что я не считаю ни одну из них превосходящей. Шерил любит набирать очки, делая все правильно. И, конечно, делает это, как и многие дети, больше вне дома, чем внутри; это в порядке вещей.

Жена:  Теперь Вы видите, кто виноват. Спросите у него.

Муж:  Я думаю… Я хочу сказать, по сути дела, и возможно - это нормальная вещь, я думаю, эти дети смотрят на меня как на… хорошо, Джоан [младшая дочь] сказала о том, что они должны были бы знать меня лучше. Я как-то удивился.

Жена:  Из-за этого?

Муж:  Да. Она так сказала. И они смотрят на меня как на кого-то, кто может помочь им с их…

Жена:  Нет. Они просто боятся тебя спрашивать о чем-нибудь, потому что ты плетешься со скоростью 30 миль в час, и….

Муж:  Нет, я думаю, они спрашивают меня больше – они обращались ко мне в первом… в этом году больше, чем раньше.

Жена:  Я помню, как Шерил хотела что-то у тебя спросить, и ты вроде бы собрался ответить; но кончилось все тем, что ты дал ей подзатыльник или пощечину. И…

Муж:  Это было в старшей школе. Она обычно… они обычно раздражали меня тем, что обращались ко мне, но потом не хотели ни с чем соглашаться.

Жена:  И потом ты ее стукнул. Да.

В этом отрывке каждый из членов пары стремится быть любящим, дающим родителем, в противоположность сердитому и запрещающему. Общая амбивалентность, которую они могли бы чувствовать по отношению к их детям, скрыта за их регрессией на до-амбивалентный уровень, на котором любовь и ненависть отщеплены друг от друга и разделены, через проективную идентификацию, между родителями в этой, основанной на бессознательном сговоре, диаде. Мистер С. критикует отчуждение Шерил от семьи, являющееся ответом на «сокрушительные», «яростные» вспышки жены, в то время как самого себя он воспринимает как «кого-то, кто может помочь» его дочери. Защищаясь, Миссис С. пытается перевернуть эту поляризацию, напоминая своему мужу о случае, когда он ударил Шерил в ее школьные годы, когда она «хотела тебя о чем-то спросить». Поскольку он тогда был «деспотом», она может чувствовать себя «хорошей» матерью, которая поддерживает с дочерью позитивную связь.

По терминологии Dicks, «разделение функций» здесь осуществлено через распределение аффектов любви и ненависти внутри пары супругов С. Психологическая неполнота каждого из партнеров проявляется в отсутствии амбивалентности. Они представляют собой «объединенную личность» в том смысле, что их диада как целое несет в себе амбивалентность, отсутствующую у каждого из них по отдельности.

Наиболее важным аспектом терапевтической работы является помощь в интернализации конфликта каждым из партнеров в браке. В конце концов, внутрипсихический конфликт только увековечивается через экстернализацию, тогда как его разрешение может наступить только через переживание внутренней борьбы. Например, в случае Мистера С., боявшегося своего гнева, интерпретации давались с учетом этого аспекта. Во время другой сессии семейной терапии Мистер С. обвинял свою жену в холодности по отношению к паре неприятных гостей, которые оказались близкими родственниками. 

ФРАГМЕНТ 2

Терапевт:  Итак, вы чувствуете, что гнев и любовь не могут существовать в вас одновременно, потому что одно исключает другое: любовь исключает всякую возможность гнева и гнев исключает любовь. И, поскольку два чувства не могут существовать одновременно, вы, как мне кажется, взяли и поместили одно из них в Миссис С. [Миссис С.: Да…] В данном случае Миссис С. стала «сердитой», а вы – «любящим», потому что для вас очень трудно сказать: «Я люблю и злюсь».

Муж:        Да… [слезливо] Да… Вы режете без ножа… Я думаю, и это может иметь отношение к факту, я имею в виду, насколько я понимаю… в моем дилетантском понимании термина… настоящего умопомешательства, когда я вскипаю и становлюсь опасным, как сказал Венделл Уилки[1]; и я на самом деле не делаю это, потому что я так хочу – я не доверяю сам себе. Я помню, как еще детьми, моя сестра и я, у нас были грандиозные битвы, когда… когда я швырялся книгами, и, возможно, это и есть лейтмотив… всей симфонии моей жизни, что у меня есть как бы спусковой крючок. Похоже на это. Я имею в виду, может, этого никогда и не случалось… вы знаете… хорошо, хорошо, поработаем над этим.

Мистер С. стал пытаться интернализовать «безумно-вскипающий» аспект самого себя, который он раньше проецировал на жену. Самоопределение Каспара Милкетоста[2] уступило место более реалистичному взгляду на себя как на человека, глубоко озабоченного контролем над своей ненавистью, вспоминающего свой детский опыт в родительской семье, когда его гнев приводил к ссорам с сестрой.

Продемонстрировав, как защитное разделение функций в браке осуществляется посредством проективной идентификации, мы хотели бы теперь показать некоторые способы, с помощью которых тот же самый процесс ведет к повторному отыгрыванию ранних взаимоотношений в родительской семье Миссис С. В этом примере мы сфокусируемся на ее субъективном переживании обесцененности или «подавленности» в браке, и, с другой стороны, на очевидном обесценивании ею мужа. И Мистер, и Миссис С. обладали очень жестким Суперэго. Благодаря такой личностной структуре для них было обычным  делом освобождаться от ненависти, возбуждая в супруге чувство вины и ненависти к себе. Чтобы облегчить бремя своей карающей совести, каждый из них воспринимал взаимные обвинения как исходящие по большей части от партнера, а не изнутри самого себя. В какой-то момент третья, самая младшая из дочерей С., начала плохо учиться в школе. Миссис С. сильно страдала из-за этого, обвиняя себя в том, что была «плохой матерью». В этот период она однажды, во время семейной сессии, обратилась к мужу с вопросом: «Артур, что я делала неправильно?». Мистер С.  с охотой перечислял ее ошибки, пока не вмешался терапевт. Однако критика со стороны мужа в значительной степени освободила ее от мук самообвинения. Теперь она была способна с большим негодованием бороться против своего обвинителя, целеустремленно защищая свои материнские способности.

В следующем фрагменте из парной терапевтической сессии Миссис С. поняла, что ее отношения с Артуром воспроизводят взаимодействие с матерью, которая «заставляла меня чувствовать себя абсолютно никчемной». Она еще не понимает, как она провоцирует такое обесценивающее поведение у других, но это проявляется в ее переносе на терапевта.

ФРАГМЕНТ 3

Жена:       Мне кажется, мои родители тоже были очень несчастными людьми, иначе они не вели бы себя так. И я так никогда и не узнаю – почему, но, может быть, это что-то важное… скорее, просто чувства, а не какие-то конкретные случаи. До тех пор, пока я не смогу понять их и справиться со своими чувствами к ним, я думаю, я не смогу справляться и со своими чувствами к Артуру. Вы понимаете это?

Терапевт: Да, почему бы вам в этом не разобраться?

Жена:       У меня это примерно получилось. И сейчас я… и я возвращаюсь. Я… я ненавижу рассматривать все в целом… это так давно, далеко; мы должны это обсудить. Хорошо?

Терапевт: Далеко? Далеко от чего?

Жена:       От Артура. Вы… мне нужно продолжать?

Муж:        Она должна продолжать? Или вы хотели бы услышать несколько слов…

Жена:       Я считаю…

Терапевт:         Хорошо, я просто… Я не понимаю…

Жена:       Ладно, я думаю, я вам объясню.

Терапевт:  Я немного сбит с толку по вашей вине. Другими словами, вы оказываетесь немного в затруднительном положении всякий раз, когда начинаете размышлять о своей жизни и печалиться. Потом вы начинаете ненавидеть себя за то, что вы себя пожалели.

Жена:       Да.

Терапевт:  Потом вы чувствуете, что тратите здесь слишком много времени, как будто всё… и это может отражать одно из ваших ранних переживаний, что у вас нет права чувствовать себя плохо, нет права на гнев, и…

Жена:       И, знаете, все время, пока я была ребенком, у меня накапливалось столько злости, потому что когда я пыталась что-то возразить маме, мне говорилось: «Ты не должна так разговаривать с матерью». И мне кажется, я все еще чувствую это. И я не думаю так о вашей матери или об отце, и так далее. Но вчера вечером я подумала: хорошо, черт побери, моя мать могла заставить меня чувствовать себя совершенно никчемной, все время, пока я росла. И, может быть, то, что случилось, это то, что я… Артур мог вызывать те же самые чувства. И, следовательно, мне было с ним очень удобно, потому что это были те самые чувства, с которыми я жила много лет. Нет, я… я теперь достаточно сильна, чтобы встретиться с этими чувствами лицом к лицу впервые с тех пор, как мне их навязала мать. И я была бы снова… Господи! Это значит – снова вернуться в прошлое! Я помню, когда я была на первом курсе колледжа, я репетировала роль в пьесе, и этим руководил глава драмкружка, а спектакль должен был состояться в ближайшее воскресенье. Во всяком случае, это все проходило очень, очень напряженно. Он прервал меня на одном месте и начал кричать, орать и беситься. И моей первой реакцией было: «Боже, я опять сделала что-то ужасное». Потом я посмотрела в текст, и увидела, что я была права, а он – неправ. И я сказала ему об этом. Я вспоминаю это восхитительное чувство: «Ей-богу, я не несу вины за то, в чем я была права». Конечно, он сразу же сказал: «Боже мой, простите!» и так далее. Так вот… это было в первый раз в моей сознательной жизни, когда я в конкретной ситуации смогла возразить и сказать: «Я права, а вы неправы». Возможно, сейчас в своих чувствах… я все еще не способна не ощущать вины за что-то, в чем меня укоряют. Ладно, во всяком случае, здесь встает вопрос: является ли частью меня то, что Артур подпитывал все эти годы, является ли моей та потребность, с которой я выросла? Это логичный шаг в моих рассуждениях – или я пошла по неверному пути в анализе?

Терапевт:  По моему, в этом есть смысл.

Муж:        Я замещаю мать в качестве подавляющего лица? Это то, что вы…

Жена:       Я говорю, что, кажется, у меня есть потребность чувствовать недовольство по отношению к самой себе, что я как бы недостойна, и так далее… Черт, я уже однажды сказала это.

Муж:        Ты имеешь в виду, что твое… что ты чувствуешь недовольство, чтобы быть довольной. Я думаю, это похоже на то, как кто-то сказал, что бывают люди настолько пустые, что они сами не знают, что они пустые.

Жена:       Артур, ты что, ничего не слышишь, а?

Муж:        Да, но…

Жена:       Ладно, что ты слышал?

Муж:        Ты сказала, что становишься недовольной и подавленной, что ты привыкла к этому и до сих пор сохраняешь эту привычку. И я встаю на место твоей матери и заставляю тебя чувствовать недовольство. Я сказал это в ироническом смысле, что ты чувствуешь себя довольной только тогда, когда ты недовольна. Это слегка нелогично.

Терапевт:  Да, это головоломка. Знаете, мне кажется, еще одна причина того, что это имеет для меня большое значение, в том, что то, что вы сказали, это… что я вижу сейчас вас напрашивающейся на критику.

Жена:       С чьей стороны?

Терапевт: Например, когда вы спрашиваете меня, правильным ли путем вы идете в исследовании себя.

Жена:       Да, я действительно…

Терапевт: «Я права или не права?» Это и есть напрашивание.

Жена:       Да, но то, что я спросила у вас – это то, что у меня спрашивают мои студенты, и это то, что я спрашивала у своих учителей. Если я делаю что-то, я не хочу делать это вечно неправильно.

Терапевт: Но это не театр. Здесь идет речь о вас и о самопознании. Мне кажется, вы непременно хотите услышать мое суждение о вас. И это сходится с вашим высказыванием  о том, что, возможно, одна из ваших потребностей, которая… которую вы просите удовлетворить, и которая удовлетворяется – это то, чтобы в ваш адрес была высказана критика или суждение. И затем у вас, разумеется, появляется потребность испытывать дурное чувство по отношению к самой себе. И если бы я сказал: «Нет, похоже, вы идете неверным путем» - мне кажется, вы чувствовали бы себя ужасно.

Жена:       Тогда получилось бы, что мне нужно все начинать сначала и проходить этот проклятый процесс заново.

Миссис С. говорит в диалоге о параллели меду тем, как ее обесценивала мать, и как ее обесценивает муж. Она объясняет свою терпимость к умалению ее заслуг мужем в первую очередь привычкой: «… это потому, что это были те самые чувства, с которыми я жила много лет». Однако мы продвинулись бы на шаг дальше, если бы сказали, что она активно стремится реактивировать через Артура опыт своих отношений с матерью. Так как она преуспела в этом, она чувствует, что ей «очень удобно с Артуром». Свидетельством ее попыток заставить «партнера по сговору» относиться к ней так же, как мать, является ее поведение по отношению к терапевту. На бессознательном уровне ее размышления направлены на его защиту: «Вы видите в этом смысл?... Мне нужно продолжать?». Она связывает в метафорическом ключе свой конфликт с руководителем драмкружка и свою потребность услышать – права она или нет? Вскоре после этого она обращается к терапевту с вопросом: «Это логичный шаг в моих рассуждениях – или я пошла по неверному пути в анализе?» Поначалу терапевт поддается и принимает на себя роль матери-судьи, отвечая: «По-моему, в этом есть смысл», но затем он освобождается от невольного участия в «сговоре», интерпретируя ее «напрашивание на критику». Чем больше Миссис С. стремится освободиться от привычных семейных интеракций («Было только «правильно» и «неправильно». Речь не шла ни о чем ином.»), тем труднее ей от них отказаться («Если я делаю что-то, я не хочу делать это вечно неправильно.»).

В этом отрывке почти не заметна другая сторона медали – стремление самой Миссис С. принижать, обесценивать: «Артур, ты что, ничего не слышишь, а?». Повторное разыгрывание отношений мать-дочь допускает подвижность идентификаций. Миссис С., идентифицируясь со своей матерью, хорошо знает, как заставить мужа почувствовать себя никчемным. В этом случае Мистер С. превращается для нее в обесцененного ребенка, которым она была когда-то. Общим знаменателем тогда становится качество отношений между Миссис С. и ее матерью. Какой из членов супружеской пары примет на себя какую роль –  зависит также от того, какое субъективное переживание из ранних отношений возрождается, какой аффективный тон оно имеет. В следующем фрагменте Миссис С. обсуждает свою озабоченность тем, что она поступает со своим мужем так же, как ее мать поступала с ее отцом, и, через идентификацию, границы повторного разыгрывания расширяются тем самым на ее собственный брак, представляющийся повторением брака ее родителей.

 ФРАГМЕНТ 4

Терапевт: То, что вы рассказали, заставляет меня задаться вопросом о вашем отце. Вы редко вспоминаете отца.

Жена:       Я чувствую, что моя мать была сильнее в тех обстоятельствах; мне кажется, она хорошо поработала над тем, чтобы кастрировать его, и я подозреваю, что у меня есть сомнения – не проделываю ли я то же самое с Артуром. Возможно, правильное слово здесь будет не «сомнения», а я считаю, что я делаю то же с Артуром. Вина – я чувствую себя виноватой всякий раз, когда я сопротивляюсь.

Терапевт: Что для вас значит «кастрированный»? Она резко осаживала его?

Жена:       Постоянно. Он никогда не был для нее хорош. Он никогда не мог ей угодить.

Терапевт: Чем?

Жена:       Полный провал во всем, что было для нее важно, и я думаю, что… Я помню, как они навещали нас примерно десять лет тому назад. Это было впервые, когда я… видела мою мать в качестве женщины, сделавшей по-настоящему классную работу.

Терапевт: Что же вы увидели в действительности?

Жена:       Что я не думаю… что он, возможно, не был настолько плох, как она заставляла его думать.

Терапевт: Как же вы его восприняли?

Жена:       О, он очень славный, очень добрый. Он никогда не мог заработать кучу денег. Слушайте, почему я им уподобляюсь? Почему я делаю то же самое по отношению к Артуру? Моя мать всегда действовала, и… у него много общих черт с Артуром, он вечно болтает и никого не слышит. Он пишет прекрасные, элегантные письма, достойные быть изданными –  прямо как Артур. Когда вы разговариваете с ним – это как у Артура, просто поток несдерживаемых мыслей. И мне кажется, что мой главный страх в том, что я делаю с Артуром то, что моя мать делала с моим отцом.

Этот фрагмент, кроме демонстрации того, как Миссис С. идентифицируется со своей матерью как с главной оценщицей достоинств других людей, показывает еще и тайное восхищение обесцененным отцом: «О, он очень славный, очень добрый», «Он пишет прекрасные, элегантные письма, достойные быть изданными». Мы видим, что, будучи замужем за Артуром, Миссис С. заново переживает свои отношения с отцом – открыто очерняемым, но втайне очень значимым: «Он, возможно, не был настолько плох, как она заставляла его думать». Этот элемент позитивной привязанности к отцу – скрываемый из-за ее преданности матери – обеспечил в ходе терапии возможность значительного пересмотра того, как она воспринимала мужа и вела себя по отношению к нему.

Из-за разлада между родителями Миссис С. казалось, что положительное привязанность к одному из них исключает близость с другим. В трансферентных отношениях терапевт-мать не «бросил» ее за привязанность к мужу-отцу. Миссис С. начала понимать, что она может заботиться об обоих без страха «наказания».

Мы не пытались представить здесь полную картину бессознательных связей в браке С. Скорее, мы выбрали фрагменты, иллюстрирующие наши основные темы. Внутрипсихический конфликт Мистера С. по поводу его гнева (Фрагмент 1) переносится в межличностную сферу с помощью механизма проективной идентификации. Он освобождается от своей враждебности за счет замещающего переживания непостоянства своей жены, отрицая его в себе самом. Это отрицание позволяет ему (в фантазии) поддерживать отношения со своей дочерью, которые кажутся свободными от амбивалентнтсти. Благодаря соединению его глубинных запретов на гнев и ее открыто выражаемой враждебности пара становится, в терминах Dicks, «составной личностью». Интерпретация терапевтом этого процесса экстернализации (Фрагмент 2) ведет к предварительной интернализации собственного конфликта Мистера С. и к появлению относящегося к делу генетического материала. Взаимодействия в браке, порожденные проективной идентификацией, представляют собой повторное отыгрывание ранних объектных отношений в родительских семьях супругов (Фрагменты 3 и 4). Этот процесс очень похож на формирование переноса, и, фактически, направлен на то, чтобы сделать семейного терапевта одним из участников «сговора» в этом отыгрывании (Фрагмент 3).

Хотя эта глава не посвящена непосредственно терапевтическому процессу, будет уместно дать некоторые комментарии, касающиеся вышеприведенного клинического материала. Мы надеемся, что нам удалось продемонстрировать, как признание бессознательных сил обогащает понимание взаимоотношений в браке. Кроме того, это понимание открывает дорогу для наших терапевтических интервенций. Внутрипсихические конфликты, экстернализованные через проективную идентификацию, могут быть снова интернализованы с помощью наших интерпретаций, ибо процесс проработки возможен только на интрапсихическом уровне. Интервенции, старающиеся изменить поведения супруга, на которого происходит проекция, так, чтобы он больше не был партнером по «сговору», имеют параллель в индивидуальной терапии в форме анализа контрпереноса. Переносу в супружеской терапии следует уделять большое внимание, так как бессознательные силы, влияющие на диаду, продолжают играть ту же самую роль и в триаде, в которую теперь включен терапевт. Поэтому мы согласны с Dicks (1967), подчеркивавшим «важность понимания значений бессознательных коммуникаций как главной части терапии, заслуживающей названия «супружеской»». (с. 118)