Размышления о Содоме и Гоморре каждого…

Размышления о Содоме и Гоморре каждого…

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

Для достойного – нету достойных наград,

Я живот положить за достойного рад.

Хочешь знать, существуют ли адские муки?

Жить среди недостойных – вот истинный ад!

Омар Хайям

.

«Я спас Гоморру. Вот умора, – промолвил праведник с тоской»

(Дмитрий Быков «Сон о Гоморре»)

.

Нам было предложено подумать о том, как жить, не впадая в соблазн и грех, даже тогда когда вокруг грех и соблазн «языческой Гоморры». Сказать «никак» - преувеличение, сказать «не знаю» - мало.

Я думала об этом, о том, что каждый из ныне живущих – пленник и одновременно адвокат своей Гоморры. Я уже писала (в сочинении про эгоизм) о том, что когда все кругом больны, здоровье кажется патологией, когда все безумны, нормальность инородна. На каждом из нас лежит печать Гоморры, у каждого своя боль и свой грех. И чем дольше я думала, тем точнее понимала, что одного качества я не найду в себе: желания и способности судить. У Зора Алефа в одной из книг есть такая мысль: когда вокруг торжествует неправда, мудрый отходит в сторону и ждет, пока воцарится истинный порядок вещей.

Я приняла эту мысль сразу, но не сразу поняла. Знаешь, я недавно думала о том, что человеку не будет никакой пользы, если он сядет и будет просто читать вслух формулы, давшие миру величайшие открытия и изобретения. Можно всю жизнь провести с книгой - и не понять.

И нет пользы человеку читать магические формулы, не практикуя; скользить по поверхности, позволяя себе действовать противоположно тому, во что он верит. И вот в этой фразе из нескольких слов тоже есть обо что споткнуться. Какая нужна вера, какая глубина взгляда, чтобы видя грех вокруг и в себе самом - отрешиться от него, зная, что хаос непродуктивен и со временем изживает себя сам.

И чем отличается мудрость от слабости и трусости человека, бегущего от внешней боли в иллюзии?

И я вспомнила изображение человека XII Аркана. Сама его поза и взгляд широко открытых глаз говорят мне о том, что он все знает и знал с самого начала. На семинаре в Болгарии мы говорили о том, что время – это грех. А этот человек смотрит сквозь время, сквозь пелену грехов мира, прозревая и созидая будущее. Когда я размышляла над картиной Аркана, я подумала о том, что этот человек добровольно стал пленником материи. И, собственно, в этом был его главный выбор, и в тот момент, там все решилось, а дальше – просто земные декорации. Его путь шел наверх, но он добровольно изменил вектор движения и пришел на землю. Что вело его? Что привело его к его нынешнему положению? Я подумала почему-то о покрытой оболочкой таблетке, которая растворяется в организме, исцеляя его. Без этой оболочки действующее вещество может преждевременно разрушиться.

Физическая форма – это оболочка, которую нужно сбросить для того, чтобы целительная сила излилась на мир. И человек идет на это, на разрушение формы – добровольно и осознанно. Тот свет, который он принес, не принадлежит ему, а жертва – необходимое условие освобождения этого света. И главная жертва не здесь, не в этой пустыне, а там, - откуда он пришел, в момент выбора. И все дальнейшие выборы и обстоятельства – просто развитие этой основной темы, парадокс VI Аркана, предлагающего выбор без выбора (я где-то писала о том, что нетрансцендированные выбор разрешаются в поле XV Аркана. А трансцендированный выбор приводит человека к идее XII Аркана).

При этом маг XII Аркана – это не игрушка судьбы, не случайная жертва, не пленник обстоятельств. На всем протяжении своего пути он был свободен в выборе и пользовался этой свободой осознанно и ответственно. В конце концов, XI Аркан пройден, и если бы этот человек имел волю к «силовому» решению вопроса, он легко мог бы ей воспользоваться. Но если истинная сила обретается в смирении, то может быть и истинное смирение есть венец великой силы, реализованный формулой «Да Будет Воля Твоя, а не моя».

При этом маг 12 Аркана, прозревая грядущее, свою боль, свое одиночество на пути, к которому пока не готовы те, кого он пришел освободить, - не судит. В этом его отличие от, например, «праведника Гоморры», из поэмы, которую я поставила в эпиграф.

«Никто из всей продажной своры, давно проклявшей бытие, так не желал конца Гоморры, как главный праведник её. (…) Он не был добр в обычном смысле: в Гоморре нет добра и зла, все добродетели прокисли, любая истина грязна. Он, верно, принял бы укоры в угрюмстве, злобе, мандраже — но он был праведник Гоморры, вдобавок гибнущей уже. Он не грешил, не ведал блуда, не пил, не грабил, не грубил, он был противник самосуда и самосада не любил, он мог противиться напору любых соблазнов и свиней — но не любил свою Гоморру, а сам себя еще сильней. Под сенью отческого крова, в своем же собственном дому — он натерпелся там такого, что не расскажешь никому. Притом он знал (без осужденья, поскольку псы — родня волкам), что сам участвует с рожденья в забаве «Раздразни вулкан». Он был заметнейшим предлогом для святотатца и лжеца, чтобы Гоморра перед Богом разоблачилась до конца, и чистота его, суровей, чем самый строгий судия, — была последним из условий её срамног

о бытия. На нем, на мальчике для порки, так отразился весь расклад, что никакие отговорки не отвратили бы расплат, и каждый день его позора, и каждый час его обид был частью замысла: Гоморра без праведника не стоит».

В итоге последний праведник Гоморры отчаянно пытается согрешить, лишь бы гнев Божий не обошел Гоморру стороной, но у него ничего не получается. Ах, если б пристальный свидетель ему сказал: «Не суйся в грех — он труден, как и добродетель, и предназначен не для всех!».

Разумеется, «Сон о Гоморре» - произведение художественное, да еще и постмодерн, но мало ли таких праведников мы можем наблюдать вокруг себя? Я не ставлю слово «праведник» в кавычки, поскольку человек может быть праведен с точки зрения канона, но при этом желать кары и истребления всем инородцам, иноверцам, нечестивцам и грешникам.

Я задавала вопрос (не конкретно об этом, но на схожую тему) во время твоего семинара в Болгарии и получила ответ, что осуждение – вернейший способ повторить путь того, кого ты судишь. И что осуждение точно так же впечатывает тебя в грех, который ты осудил, как потворство ему. Но как? И что теперь делать, когда вокруг и боль, и несправедливость, и мрак?

Ответ парадоксален: смотреть во тьму и видеть свет.

Собственно, этим и «занят» человек на картине XII Аркана. И есть разница в том, чтобы видеть, оценивать и осуждать (это три разных качества). Грубо говоря, осуждение приводит к обусловленности (а способность видеть вещи в их истинной сути – освобождает). Все действия праведника из поэмы «Сон о Гоморее» обусловлены, он не свободен и действует в достаточно узких рамках.

«Срок отведенный быстро прожит — а он едва успел понять, что и грешить не всякий может, и поздно что-нибудь менять. Он пнул собаку — но собаки людских не чувствуют обид. Он дважды ввязывался в драки — и оба раза был побит. Хотел украсть белье с веревки — в кутузку на ночь загремел (хищенье требует сноровки, а он и бегать не умел). Он снова пробовал: тверды ли границы Промысла? Тверды. Погрязнуть силился в гордыне — опять напрасные труды: он ненавидел слишком, слишком, упрямо, мрачно, за двоих — себя, с уклончивым умишком, с набором странностей своих, с бесплодным поиском опоры, с утратой всех, с кем был в родстве, — и все равно с клеймом Гоморры на каждой мысли, каждом сне».

«Обусловленная праведность» может приводить к разочарованиям и выгоранию, например, когда человек судит ближних за то, что они не ценят его жертву. Или желает спасения только для определенного круга «чистых и достойных».

Или сходит с пути, потому что я «я думал, что вы другие, а таких и спасать незачем».

Но маг 12 Аркана прекрасно знает, кого он пришел спасти и какой будет цена. Он не делает различия между добрым и злым, праведным и нечестивым, своим и чужим. Он светит всем, спасая даже своих палачей.

При этом принцип 12 аркана говорит о бескорыстной жертве. Не для себя и не ради себя спаситель приходит в мир. Я не хотела сначала об этом говорить, но мне кажется, что я ощутила один из принципов именно 12 Аркана в одной из расстановок в Велинграде. Когда мы говорили о боли, которую испытывает человек на картине Аркана, мы говорили о боли одиночества, покинутости, знания того, что последователи могут отвернуться от того, кого называли учителем, и т.д. Но не сказали о боли мира и о боли каждой заблудшей души, которую этот человек принимает, как свою.

Я говорю о расстановке Владимира и я знаю, какую трактовку она получила. Дело в том, что где-то в тот момент у меня очень обострилось восприятие, и я видела некоторые вещи и слышала, и знала – в конце концов устав от этого и в какой-то опустошенности сказала, что не хочу видеть, и слышать, и знать – если это вот так. С этой расстановки начались некоторые фундаментальные вещи, которые продолжаются в чем-то до сих пор, но я не могла тогда об этом говорить и сейчас не могу. Не потому что утаиваю, а потому что мне нужно было промолчать это – чтобы молчание стало процессом, и чтобы некоторые открывшиеся вещи в молчании омылись от шелухи неверных эмоциональных реакций.

Это отступление я написала потому, что я «знала», «слышала», «ощущала», какую трактовку эта расстановка получила. И я уже в момент работы в поле чуть-чуть заглянула вперед и увидела некоторые вещи, подтверждение которым пришло несколько месяцев спустя. И я знала, что мне следовало сохранить молчание и не вступать во взаимодействие со средой, но это была реакция чисто человеческая – реакция психики, непривычной к таким перегрузкам.

Дело в том, что я тогда ощутила, что истина безмолвно стоит у дверей каждого сердца. И Спаситель, или принцип спасения, олицетворяя истину, так же безмолвно неузнанный стоит у закрытых для него дверей.

Больно ли это? Ну да… Но это не боль эго, это боль матери о своем растерзанном ребенке. И это горше чем собственное страдание, горше вдвойне оттого, что между каждым человеком и спасением стоит принцип свободы воли.

Это мучительно – быть немым свидетелем неразумного (часто гибельного) поведения того, кого любишь, и принимать его выбор, и не иметь возможности броситься к нему, схватить за руку, закричать, подать голос – просто видеть, что за одним кругом ошибок будет другой, за ним – третий, но... в итоге хаос изживет себя, пустыня расцветет и воцарится мир. И совершенно непонятно, зачем страдать, вовлекая в круг страдания многих и многих, если можно выйти из него прямо сейчас

И я теперь понимаю, что мы действительно причиняем боль Пространству своими дисгармоничными реакциями. Да, причиняем. И боль, причиненная другому, в конечном итоге обязательно станет нашей собственной. А наша собственная боль, расколовшая и сокрушившая стены гордыни и отчуждения, прожитая и понятая правильно, способна стать целительным бальзамом, врачующим раны мира.

.

До того, как я попал в эту темницу мира,

Я все время был с Тобою.

Как бы хотел я никогда не попадать

В эту земную ловушку.

Я повторял тебе снова и снова:

«Тут я совершенно счастлив.

Я не хочу никуда уходить.

Нисхождение с этой высоты на Землю –

Слишком трудное путешествие».

Ты отослал меня прочь:

«Ступай. Не бойся.

С тобой ничего не случится.

Я всегда буду с тобой.

Ты убеждал меня, говоря:

«Если пойдешь, то испытаешь нечто новое.

Ты продвинешься на своем пути.

Ты будешь гораздо более зрелым,

Когда вернешься домой»…

.

(Дж. Руми «Разговор с Богом»)

.

Анастасия Шим.

.