СЕМИРА "Философия об опыте любви — естественном пути к ИЗМЕНЕНИЮ СОЗНАНИЯ"
Эти выходные окрашены аспектом любви (соединением Марса с Венерой, которое бывает раз в два года и обычно ощущаться две-три недели; точное соединение в ВС в 8 утра). Это несколько скрашивает общее стрессовое напряжение Урана к Плутону (пик 17 марта). Правда, у русских людей любовь (как яркая энергия аспекта Марса с Венерой) часто проявляется через конфликты. Желательно потратить эту энергию иначе.
Предлагаю новую статью Семиры (Щепановской) «Философия об опыте любви – естественном пути к изменению сознания» - ее доклад к конференции «Психотехники и измененные состояния сознания», которая состоится в Российской Христианской Гуманитарной Академии СПб (Фонтанка 15 5 эт.)19 марта 2015 в12 ч.(вход свободный)
-----------------------------------------------------
-----------------------------------------------------
-----------------
......Аннотация:
В статье доказывается, что интерес к достижению измененных состояний сознания при помощи стимулирующих веществ, начиная с Грофа, свидетельствует о неспособности достичь их естественным путем — путём любви. Надо понимать, что стимулирующие вещества — это насильственное изменение сознания, помимо воли человека, именно потому человек часто не может справиться с их эффектом. Если на фоне безбедного, социально обеспеченного, существования западных стран это выглядит забавой, то в тяжелых условиях российского выживания и потери смысла жизни, на фоне релятивизации всех ценностей, неестественный прорыв психической защиты личности от нежелательных состояний делает её беззащитной перед требованиями жизни. Поэтому обращение к теме любви как наиболее "экологически чистому" пути к ИСС видится философски актуальным.
----------------------------------------
Интерес к измененным состояниям сознания возник как экспериментальный, ради изучения того, что есть сознание,– а также ради того, чтобы раздвинуть его границы. На нынешнем фоне достаточно беспросветной общественной перспективы и идейно-мировоззренческой парадигмы, необходимость вырвать сознание из тисков небольшого ряда социальных форматов, западно-ориентированных и далеко не всем подходящих, стало уже потребностью – и интерес к ИСС, как ко всему, что выпадает за рамки стандарта, всё более усиливается, особенно у молодёжи. Однако удручает то, какие он принимает формы. Ведь, кроме традиционной религиозности, которая зачастую не притягивает – тем, что ставит основной акцент на этике и вроде бы ведёт к заранее известному стандартному результату (хотя это не совсем так), нередко практически единственным путём видится достижение измененных состояний сознания при помощи стимулирующих веществ, чему способствует популярность книг С. Грофа и К. Кастанеды, в которых описан более доступный современному пониманию опыт ИСС, чем тот, что предлагается официальными религиями.
Поэтому актуально задать вопрос: а есть ли какой-либо ещё путь к изменению сознания, помимо специфических религиозных и сомнительных нетрадиционных? Путь для обычного рационального человека, не обладающего особой восприимчивостью, способностями к гипнозу и т.д.? Традиционные религии и даже Кастанеда здесь будут единодушны – такой путь есть: сознание любого человека самым радикальным образом изменяет любовь. Она способна вызвать к жизни скрытые силы, дремлющие в человеке, преобразить всё его видение мира и изменить химический состав его крови безо всяких дополнительных веществ. Тема любви заслуживает философского внимания как наиболее "экологически чистый" путь к ИСС.
Теме любви много внимания уделяли русские философы: поскольку они не придерживались распространившейся ныне натуралистической парадигмы, половая любовь для них не сводится к функции продолжения рода. Любовь – путь к Всеединству, преображающему человека и его сознание, а через это и сам мир. Видение Всеединства можно считать главным духовным опытом, к которому устремляет русская философия (начиная с "великого всё" П.Я. Чаадаева и кончая В.С. Соловьевым и его последователями, а также космизмом[1]). "Всё сущее должно быть соединено, всякое мгновение пронизано Любовью, разрушающей в созидании, созидающей в разрушении"[2]. Л.П. Карсавин подчеркивает, что абстрактной, одинокой любви к Богу здесь недостаточно. Именно земная, эротическая любовь, силой чувства возвышающаяся до метафизического акта соединения человека со своим "иным", восстанавливает цельность всеединого Человека: андрогина или Адама Кадмона средневековой эзотерической традиции, который "в каждом из нас целиком и целостен во всех нас сразу": "Любовь должна воссоединить и явить подлинную личность любящего, подлинную личность любимой, искаженные жизнью в разорванности мира, а в них – и весь объединённый ею мир"[3]. Лишь такое, укорененное в интимной конкретности чувств и тела, воссоздание Всеединства человечества через двуединство любящих способно вобрать в себя многоединство мира во всех его аспектах, проникнув глубины материи и преобразовав жизнь до её основ.
Н.А. Бердяев, как и Карсавин, видит высший мистический смысл любви в слиянии мужской и женской природы в андрогине, как образе и подобии Божьем. Это означает преображение природы: "В андрогинизме есть взаимопроникновение всех клеток мужской и женской природы, т.е. слиянность конечная, предельная. Каждая клетка человеческого существа андрогинична, несет в себе отблеск природы божественной"[4]. Но прежде всего это преображение сознания. Окончательная тайна такого бытия не будет вполне разгадана в пределах этого мира, считает Бердяев – но опыт эротической любви приобщает к этой тайне. Смысл эротики в том, что она позволяет увидеть во всём творении скрытую в нём изначальную божественность — и тогда творение уподобляется Творцу.
При этом философ широко понимает пол – как стихию, разлитую во всем существе человека. Нынешняя расшатанность "норм" любви, всевозможные уклоны от «естественного» пола, по Бердяеву, говорят лишь о том, что человек рвется к новому пониманию пола, вне только его роли в продолжении рода"[5]. Стихия рода безлична, любовь же является источником творческого восхождения личности. Можно процитировать и западных авторов: «высшее значение половой любви не может быть сведено к продолжению рода — оно в том, чтобы помочь мужчине и женщине восстановить полный человеческий образ, так сказать, изначально божественный… Двое не только воспроизводят себя в третьем, в ребёнке, оставаясь сами по себе ещё не возрождёнными, но оба вместе внутренне рождаются заново как сыны Божии»[6].
Такой взгляд меняет и отношение к браку: по Бердяеву, таинство брака не есть семья как несение тяготы и бремени «мира», а творческое дерзновение. Последний смысл страсти — жажда бытия в трансцендентном смысле, и любовь есть трансцендирование. Она означает прорыв за объективированный мир и проникновение во внутреннее существование. Поэтому в подлинной любви приходит Царство Божье, то есть иной порядок бытия, отличный от "выброшенного наружу", объективированного мира. Смысл любви — в творческом прорыве в мир иной. (Какого иного изменения сознания мы бы желали?) И такой подход – не только закономерное развитие православной философии, он универсален. Например, его можно усмотреть у мистика Сен-Мартена: «Если бы род человеческий знал, в чем смысл брака, он воспылал бы его жаждой, ибо благодаря браку человек становится подобным Богу и может покончить со вмененной человечеству гибелью»[7].
Доктрина об андрогине, к которой обращаются Карсавин и Бердяев, в философии впервые изложена у Платона. Но её подоплёка, которую мы находим в мировой мифологии, ещё более древняя – архетип божественных близнецов, вместе способных на то, чего не может один, нарушающих традиционные запреты, покидающих реальность прежних богов и основывающих свой новый мир на пустой земле. В образе андрогина у Платона подчеркнута его мифическая сила, внушающая страх богам, отчего они и разделяют первых людей на половинки. Это говорит о мистическом могуществе эротического союза двоих, и средневековая алхимия, магия любви акцентирует этот аспект. Но лишь такая концепция, как у Бердяева: суть любви – в творении (творческой реализации личности в любви, которая оказывается совместным творением людей – радикальным творением нового мира), добирается до главной идеи этого архетипа, выраженной уже в древнейшей мифологии[8].
Образ близнецов может иллюстрировать идею, которую высказал в философии уже Плотин: каждый из любящих видит своё собственное отражение в другом, и так рождается их совместное духовное бытие. Движение сознания одного человека может угаснуть – но когда два зеркала поставлены друг напротив друга, отражение в каждом становится бесконечным. Глубина внутреннего мира каждого становится видимой.
Здесь можно обратить внимание на то, что любовь выше существующей реальности и традиционных запретов. Творение в любви – чего бы то ни было – этически разрешено. Платон говорит: и боги, и люди представляют влюбленному любые права. Присутствие в любви чего-то абсолютного ставит её по ту сторону добра и зла (что не мог не заметить Ницше: "Всё, что делается из любви, совершается всегда по ту сторону добра и зла"[9]). Оно разрешает и узаконивает такое изменение сознания, которому дано трансформировать любящих и их сознательное отношение к реальности. Любовь преображает мир вокруг них, побуждая жить в этой, иной реальности и закрепляя трансформацию – которая может быть достаточно радикальной.
По недавней статистике, прозвучавшей в СМИ, на первом месте среди факторов, закрепляющих брак, стоит общее мировоззрение супругов (секс занимает лишь третье место). Это подтверждает, что творение своего мира (которое так или иначе сопутствует любви, даже если сами люди не замечают того, как они строят свою реальность) и является сутью любви – в дополнение к биологическому акту зачатия и рождения ребёнка, который ничем не отличается от аналогичного акта у животных. У последних есть и инстинкт сохранения семьи, порой более развитый, чем у людей ("лебединая верность"), – но любви у животных нет. Любовный инстинкт человека – страсть, поддержанная разумом. Именно разум создаёт инерцию и память чувству, которое более становится всё более интенсивным по мере развития осознанности.
Понятие о любви развивается в человеческой культуре не сразу: самая ранняя зафиксированная любовная лирика найдена в Египте и относится только ко II тысячелетию до н.э. Образ богини любви в мифологии достаточно поздний – это последний женский образ, и история его складывания показывает развитие понятия любви: от могущества природы до красоты и изящества Утренней звезды и Зари, и от дикой и коварной амазонки, которая доказывает власть страсти и заведует также войной (стрелы Эрота – рудимент такого образа) до преданной супруги, сила любви которой может даже воскресить её возлюбленного от смерти (см. например, трансформацию образа Изиды). Оргии, узаконенные в древнейшем мире и посвященные богине любви, не только окультуривают: вводят инстинкт в рамки, но и пропагандируют развитие чувств.
Таким образом, человеческое чувство не доходит до любви (а является лишь симпатией, привязанностью и т.д.), если не изменяет сознание. И в наше время Ю. Эвола подробно рассматривает эротический опыт как опыт «смещения» индивидуального бодствующего сознания. Он ставит себе цель понять, как любовно-сексуальный опыт ведет к прорыву обыденного сознания: к перемене личного на сверхличное, к выходу в иные измерения: «Эрос – всегда захватывающий поток, открывающий иные миры. Это знали все и всегда – пусть смутно, но знали. Чтобы знать яснее, недоставало какого-то особого, тонкого чувства, превыше простой чувственности. Не доставало вектора перемещения среди перемещающихся уровней бытия»[10].
Эвола обращает внимание на то, что мечтания и грезы – обычное состояние влюбленных: не случайно говорят "безумно любить", "грезить тобой", "ты мне снишься" и т.п. Их объективное содержание – предчувствие изменения сознания. В подлинной любви мысли одного становятся мыслями другого, как пишет Шамфор: "Любовь - это контакт двух эпидерм и обмен фантазиями"[11]. Любовь даёт сильную концентрацию на своём объекте – но через это и значительно более глубокое восприятие мира. Эта ментальная концентрация происходит почти автоматически: будучи "феноменом, своего рода герметическим, всеохватывающим, равномерным, неоспоримым, безрассудным и неизменным"[12]. Мысль о любимом служит "барометром" влюбленности, и влюбленные всегда желают, чтобы концентрация на другом и его мыслительном потоке не только длилась, но и усиливалась.
В этом основа магии пола, которую описывают религиозные и герметическая традиции. Серьёзность и концентрация внимания — это "глубочайшие черты любовного действа, способного превратить его из просто физиологического акта в подлинную мистерию"[13]. Невозможность внятно рассказать о пережитом говорит о том, что акмеический момент любви как бы прерывает ход обычного сознания человека: здесь проиходит, хотя бы частичная, но трансценденция, внезапный выход за пределы конечного, эмпирического «я». Обыденное сознание порой превращается как бы в сияющее сновидение, имеющее продолжение за гранью условной реальности. Так в Упанишадах упоминается состояние озарения и исчезновение мировой иллюзии в моменты экстаза любви и объятий: дух, погружаясь в атман, более не различает внешних и внутренних вещей.
Эротическая любовь в принципе не сводится к телесным ощущениям – как говорят французы, "в истинной любви душа всегда охватывает тело"[14], что и становится началом более глубоких духовных измерений. Приведём несколько цитат из книги Эволы, которых множество в художественной литературе – обычно они воспринимаются как поэтическая метафора, но за ними стоит явь духовного процесса: при осознанности пламя страсти воспринимается духовным огнём, а тело ощущается как пронизанное, наполненное духом, порой до нематериальности: «как будто душа проникла во все мои нервы» (И.Гёте "Вертер"). «Я чувствую тебя как последнюю глубину, в которой моя душа смешалась с плотью», «она верила, что превращается в иное существо, прозрачное, воздушное, частицу чистой нематериальной стихии» (Д’Аннуцио "Наслаждение"). «Нет, не с женской плотью он слился, но с самой жизнью. Он потерял себя, свою отдельность. Он был словно перенесён куда-то, где отсутствуют протяженности и длительности. Никаким языком не мог он выразить происходившее с ним, но почему-то при этом он видел всю свою жизнь и понимал её… А потом они снова спустились вниз» (Лиам о’Флаэрти). «Когда затерянная в бесконечности супружества душа, отделившись от тела, летит над землей, её наслаждения кажутся средством преодоления тяжести материи и способом отпустить дух на свободу» (О. де Бальзак)[15].
Чем объяснить такие ощущения? Прежде всего, тем, что слияние с любимым – как на психофизическом, так и на уровне чувств и ума – не только метафора, но реальный выход за рамки себя, преодоление ограниченности собственного тела, распахивание иного интеллектуального горизонта. Это понимание другого в его инаковости (так, М. Шелер определяет любовь как участие в жизни другого, не нарушающее его истинной экзистенции). А другой человек настолько иной, что глубоко понять и полюбить его – значит, выйти на уровень всеобщего, за случайным увидеть безусловное: только через это можно принять его таким, как он есть. Это и подводит к восприятию Всеединства жизни. А также к другой черте истинной любви – восхождение любящих на некий "героический" план: поскольку он отрывается от обыденного сознания. Отождествление с другим предполагает открытость, распахнутость (можно обратиться к хайдеггеровскому определению понимания и общения Я и Ты как размыкающего бытие[16] и в целом к философии диалога), экзистенциальный прорыв скорлупы своего бытия (возможный, конечно, лишь насколько, насколько человек способен интегрировать свою целостность и целостность союза).
Если же фокусироваться на единении энергий двоих, делающем экстаз чувств и трансцендентный переход сознания физически возможным, мистик Элифас Леви объясняет любовь контактом магнетических полей, которое провоцирует опьянение "астральным светом" (как кислородом на природе у городских жителей, если попытаться понять и продолжить этот образ). "Астральный свет" – синоним lux naturae Парацельса: скрытый в природе свет жизни. Его духовная энергия пронизывает мир и лежит в основе всякой живой эмоции, мысли и желания. Aоr каббалы или эфир орфических гимнов имеют тот же смысл обозначения метафизической подоплеки жизни: "Эфир есть душа мира, исток любой жизненной силы"[17]. Так что в любви открывает себя сам принцип жизни. Это подтверждает и мифология: богиня любви предстаёт как обожествленная жизнь, она связана с вечнозелёным древом жизни (Иштар), весенним возрождением природы. И к возрождению жизни приобщает человека чувство любви, давая прикоснуться к ощущению вечности: поэтому любовь выше смерти – в современном восприятии, как и в древних мифах.
Невидимое метафизическое бытие проступает здесь само сквозь формы физического. И этим оно рушит и трансформирует устоявшиеся формы видимого. Любовь показывает бренность и хрупкость физического – и одновременно ту поддержку, основу: единой связи жизни, или мировой души – благодаря которому оно может существовать, рождая веру в бессмертие. Истинная любовь – «навсегда», она стремится к бесконечной длительности. В этом смысле можно трактовать и платоновскую концепцию Эрота в "Пире" как сына Пороса-богатства (метафизически – полноты бытия) и Пении-бедности (метафизически, материи), как жизни, смешавшийся с не-жизнью (точнее, ещё-не-жизнью): любовь-Эрот носит в груди утрату, истощение, недобытие (meon), свойственное Пении, потому он ни бессмертен, ни смертен, но многократно умирает и воскресает.— Если диалектически продолжить мысль Платона, ещё-не-жизнь именно так становится жизнью.
Именно из-за сдвига восприятия, состояние любви часто художественно оценивается как болезнь, как и восторг, вдохновение: вдыхание "божественного энтузиазма". Платон называет любовь "манией", но строго различает две формы таковой: "неистовство бывает двух видов: одно – следствие человеческих заболеваний: другое же – божественного отклонения от того, что обычно принято… Так что не стоит его бояться... Пусть себе торжествуют победу те, кто докажет, что не на пользу влюбленному и возлюбленному ниспосылается богами любовь,– нам надлежит доказать, наоборот, что подобное неистовство боги даруют для величайшего счастья"[18]. Любовь Платон относит ко второму, наряду с другими тремя видами позитивного "неистовства", пророческим, поэтическим и связанным с посвящениями (Дионисом; а первыми заведуют богиня Афродита, бог Аполлон и музы). Все четыре выводят нас из обыденного состояния сознания и тесно переплетаются между собой, даруя видение, которое превышает ограниченность времени и самого субъекта. Продолжая мысль Платона, Фиччино писал, что это "те образы неистовства, на которые вдохновил нас Бог, возвышают человека над его человеческим, земным содержанием; и они же обращают человека в Бога"[19].
Любовь пробуждает ощущение полноты бытия, метафизическую целостность человеческого Я. И хотя в полную чашу вроде бы ничего нельзя налить, полнота любви оборачивается сверхполнотой. Импульс эротической энергии должен находить выход в расширении сознания через направленность чувства, иначе пробуждение эроса ведёт к "сверхнормальному перенасыщению жизненного цикла, переживаемому как страдание и тяга к смерти"[20]. С. Моем сравнивал такую любовь с тоской по Богу, о которой говорили святые.
У. Джеймс обратил внимает на то, что внутренние события первой любви, наиболее чисто обнаруживающие её суть, похожи на благополучное разрешение религиозных кризисов: «Ощущение новизны озаряет каждый предмет — в противовес неральности и отчужденности мира, в котором каждая вещь теряет одна другую»[21]. Аналогично Стендаль писал, что любовь-страсть обнажает перед глазами человека всю природу, как будто она только вчера сотворена. Религиозный опыт «открытия сердца», как православный, так и герметический, сопровождается тем же переживанием опыта свежести, новизны и преображения мира, что и состояние любви. И наоборот, ощущение уныния, тяжести жизни, обездушенности мира, безразличия ко всему связано с нехваткой любви.
Любовь архетипически соответствует весне, утру года, а не ночи и сну зимы, и она не ведёт к погружению в транс или полусон, то есть состоянию ночному. В мировой мифологии богиня любви архетипически соотносится с утренней звездой и зарей нового дня. Эту эмоциональную параллель отмечает и Эвола: «Конечно, связь между любовью и ночью хорошо знакома романтической поэзии, но если мы проведём мысленный опыт, заменив выражение «ночь любви» на «зарю любви», мы сразу же услышим в первом сочетании некий неверный звук»[22]. Озарение, связанное с любовью, порой проявляется в свете на лицах влюбленных. И изменение сознания в любви не есть безмыслие: оно предполагает не худшую, а лучшую осознанность — не погружение во тьму, в «ночь» сознания (куда может повергать зависимость от химических веществ), но выход к «утреннней», обновленной ясности и свежести представлений: тому, что и называется открытостью восприятия.
Человек достигает внутренней полноты через взаимообмен качествами: и поскольку каждый человек бесконечно глубок, он может неограниченно открывать в себе и другом глубину и высоту. Если считать разум мужским свойством и эмоции — женским, взаимообмен любви делает женщину более разумной, а мужчину — более эмоциональным (по Юнгу, таковы характеристики Анимы для мужчины и Анимуса для женщины). Хотя Бергсон, напротив, утверждает, что у мужчины эмоции сильнее, что и дает ему творческий потенциал, более сильный, чем у женщины. Женщина же более рассудительна: она хранит память, которая служит основой разума. В любом случае это не означает, что мужчина теряет свою сознательность (как и женщина — свою эмоциональность) при таком взаимообмене. Скорее, внутреннее становится внешним, и в Каббале различие мужского и женского выражается так: "Сущность мужчины есть Любовь, облик его есть Премудрость. Сущность женщины есть Премудрость, облик ее есть Любовь"[23]. Поэтому более логично говорить о пробуждении собственных природных свойств: «Верность собственной природе, согласие с нею и есть единственно экзистенциально верное поведение»[24].
Религии, ритуализируя брак, ясно указывали на его творческую функцию, помогая понять роли мужчины и женщины как в бытовом, так и духовном взаимодействии. Все культурные народы сходились в мифологическом понимании творения через образ соединения супругов. В брачном ритуале это почти одними и теми же словами зафиксировано у шумеров и индусов: «Я Небо, ты Земля. Я песня, а ты строфа… О Небо и Земля, соединитесь!» Аналогия духовного с физическим (дошедшая из древней мифологии до герметизма) позволяет понять притягательность женского как того, которое осуществляет в себе целостность творения. Вбирая в себя мужское, женщина рождает ребёнка – а метафизически, так же творит "мир", в котором оказывается заключено мужское: новое бытие, которому служит мужчина и которое он организует – как Христос в гностической традиции, приходящий на помощь Софии, чтобы оформить порожденное ею[25]. А затем покидающий её, оставляя ей боль разлуки, – и это напоминает мифы о трогательном отделении Неба от Земли, необходимого для того, чтобы мир существовал (например, полинезийский миф о Ранги и Папе[26]). Или разлуку Творца и Шехины в иудаизме.
Духовная же функция брака ярко выражала направленность самой религии. Так, для иудаизма важно было сохранить Бога, определив ему постоянное место, и мы читаем: «Святой — да будет он благословен — живёт только там, где всё (как и Он) едино. А когда человек сотворяет единство? Человек должен ясно понимать, что есть для него женщина: он и она одушевлены единой волей, и оба несут один дух. И если мужчина и женщина соединяются, то соединяются в теле и душе, и человек становится единым, и Святой — да будет он благословен — обретает жилище в этом едином, и единое духовно» [27].
Цель индуизма – освобождение, и поскольку жена выступает как богиня дома (хранительница огня очага), она говорит: «Если ты относишься ко мне как жертвеннику, какой бы благодати ты не возжелал, обретешь её мною». «Знающий жену как форму огня достигает освобождения».
А христианство ставит акцент на преображении мира, поэтому царские венцы над супругами при венчании указывают на их миссию активного проведения в жизнь общей воли их союза. Правда, традиционное христианство теряет это активное начало преображения мира, которое более живо в гностической традиции, дополняющей официально-церковную точку зрения первых соборов, и которое у нас стремились восстановить православные философы (софиология В.С. Соловьева и его последователей). А на западе – герметизм как эзотерика христианства, получившая всплеск в Реннесансе, увлечение Каббалой и алхимией: "Если мы будем искать в Еве Софию, пробуждать её и соединяться с нею на мистическом плане, помогая ей осуществить свой женский архетип, стать «женой Бога», то мы войдём в пространство, где христианство испытывает сильные гностические влияния"[28]. Пример организации "Адептов любви", к которой принадлежал Данте, показывает роль любви как мистически-духовного пути, основанного на алхимическом символизме.
Суть возрожденческой герметической магии пробудить в человеке гиперфизическое, гиперчувственное существо, привести в действие то сверхфизическое, что есть в человеке и вокруг него, достичь духовного огня как первоначала, о котором говорил Гераклит. Но для этого, конечно, надо любить душу, а не тело, и нацеливаться на длительный неуничтожимый процесс естественного преодоления эгоизма и консерватизма природы ради взаимодействия с другим и совместных открытий на бесконечном пути, а не на кратковременное удовольствие, ввергающее в привычную апатию и усталость.
Практический вывод, который можно сделать из этих философских изысканий, что интерес к достижению измененных состояний сознания при помощи стимулирующих веществ свидетельствует о неспособности достичь их естественным путем — путём любви. Если ещё до перестройки и усвоения западных веяний молодым людям обычно хватало влюбленности для достижения высоких и необычных, и даже труднопереносимых состояний сознания, сегодня им нужен доппинг. Причина — в прагматизме жизни, зауженности социального мировоззрения, и просто иной качественности времени — что однако не извиняет слишком большой толератности современного сознания к массовому распространению наркотиков. Необходимо хорошо понимать, что стимулирующие вещества — это насильственное изменение сознания, помимо воли человека, именно потому человек часто не может справиться с их эффектом. Если на фоне безбедного, социально обеспеченного, существования западных стран это выглядит забавой, то в тяжелых условиях российского выживания и потери смысла жизни на фоне релятивизации ценностей неестественный прорыв психической защиты личности от нежелательных состояний делает её беззащитной перед требованиями жизни, потому нередко ведёт к летальному исходу. И так ли уж российские люди в своей массе неспособны любить, что готовы допускать насилие над личностью, даже в стремлении расширить свои горизонты?
Ключников С.В. приводит любопытный факт, свидетельствующий о том, что в России сексуальное чувство еще не превратилось в предмет купли-продажи, в отличие от Америки, где по социальному опросу несколько процентов населения за гипотетическую сумму в миллион долларов согласилось до конца жизни никогда больше не иметь половых отношений. У нас на это не согласился ни один из опрашиваемых людей, из чего можно сделать вывод, что естественный путь любви открыт для всех[29]. Только сведение роли эротического опыта к биологической функции и чисто физическим ощущениям в массовом сознании может быть причиной того, что высоты этой сферы и её всегда уникальный сугубо личный опыт исчезает из поля зрения молодых людей, заменяясь на суррогатные ощущения от приёма доппинга.
Эвола же так оценивает современное состояние понимания роли любви: «В области половой любви вся наша цивилизация глубоко упадочна. Её сексуальности соответствуют примитивная чувственность, неврозы, банальный разврат. Таков и уровень современной секслогической и эротической литературы. Он никак не расширяет истинных горизонтов, скорее наоборот… Только то, что сохранилось от мира традиционных культур, включая современный уклад жизни Востока, свидетельствует о существовании совершенно другого образа человека, не ограниченного материальными запросами, психиологией и физиологией, бесконечно более сложного, знающего свои подлинные возможности и действующего, в том числе и в области секса, в соответствии с их высшим порогом». «Мы должны понять — почти все вокруг, почитаемое нормальным и естественным, таковым не является… Во всём, и в первую очередь в области пола, раскрытие подлинных глубин и первоначальных смыслов и связанная с этим полная реинтеграция человека как такового связаны с преодолением абсолютно всех психических и духовных миражей материальной цивилизации»[30].
Путь любви — наиболее естественный путь, который возможен в мире с релятивностью ценностей и свободой атеизма. Современное неумение любить связано только с эгоистичностью, т.е. невоспитанностью личности не внутреннем плане: её неготовностью жертвовать собой, неразвитостью способности понимать другого и т.д. Мистический опыт любви требует принятие полной ответственности за другого (которой требует и церковный брак). Без этого он не может осуществиться: глубина отношений требует страховки такого рода, чтобы страсть дала эффект регенерации, а не разрушения («роковая страсть» в романах XIX века, неслучайно обратившегося к осмыслению этой темы). Эгоистичность, ставшая во многом нормой общественной жизни, делает человека инфантильным, а значит, не допускает интенсивности той любви, что ведёт в духовные высоты отношений. Погружение в глубину чувств остаётся опасным, и вместо развития личности, которое даёт любовь в естественном варианте, может обозначить деградацию личности, связанную с разочарованием, унынием, неверием и т.д. Последние реакции часто являются проявлениями негативного мышления ума, которое служит защитной реакцией эго, чтобы не допустить трансформирующих его чувств.
Мистически, путь любви — концентрация на любимом, сознательное отождествление с ним, понимание его мыслей, принятие его эмоций, чувствование его телесных реакций как своих. Об этом было сказано выше, и в этом нет ничего невозможного (недавние опыты исследования сознания показывают, что человек может воспринять как своё тело даже манекен, что же говорить об отождествлении с любящих!). Такое отношение естественно легко становится мостом к выходу за рамки себя, расширению сознания до духовного восприятия единства мира: «Когда духовное существо человека действительно направлено к высокой цели, сила пола преобразуется сама собой, без насильственного вмешательства и подавления»[31].
Но отношение любви — путь ответственности, взрослой и сознательной юности души, осознанного согласия на её трансформацию и регенерацию. Он требует самоотдачи в реальных жизненных условиях — а современные социальные условия в России не только не способствуют отношению возвышенной любви, но скорее ему мешают, ставя во главу угла всякого мировоззрения необходимость выживания. Что ж, можно по-иному понять и выживание: как выживание чувств, а не как зарабатывание денег. Любовь учит в негативе видеть позитив: не для того, чтобы принять негатив, а чтобы оставить лишь его позитив, дающий ему существовать, остальное убрать как лишнее и мешающее росту жизни и сознательности.
Любовь двоих возносит к русскому Всеединству или индийской недвойственности, хотя удержать его в нашей повседневности отдельным людям трудно, потому и привлекают техники: кундалини-йоги, китайской алхимии или другие. Однако если критическая масса людей ("творческое меньшинство", по А.Тойнби) приблизится к такому состоянию, то оно может стать более доступным и никуда не исчезнуть (в этом практическая суть христианской соборности). "Измененное состояние сознания" творящей и преображающей мир любви тогда станет нормой.
фев.2015
-----------------------------------------------------
-----------------------------------------
сноски:
[1] Подробнее см.: Щепановская Е.М. Всеединство как главный внутренний опыт русской философии // Русский космизм в пространстве современной культуры. Дни философии в Санкт-Петербурге 2015. СПб., 2015 – сб. в печати; URL: http://www.astrolingua.ru/PHILOS/Vseedinstvo1.htm
[2] Карсавин Л.П. Noctes Petropolitanae // Карсавин Л.П. Малые сочинения. СПб., 1994 C. 197
[3] там же C. 130
[4] Бердяев Н.А. Смысл творчества. М.: "Аст", 2007 С.122
[5] там же, С.110
[6] F.von Baader. Gesamm. Werke. v.III p.306-308
[7] цит. по Эвола Ю. Метафизика пола. «Беловодье», 2013 С.256
[8] Подробнее об архетипах мировой мифологии см.: Щепановская Е.М.(Семира) Генезис и классификация мифологических архетипов. Дисс. … канд. филос. наук. СПб., 2011; в более популярном виде: Семира и В.Веташ. Астрология и мифология. СПб., 1998
[9] Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Соч. в 2-х т. Т2. М., 1990 С.302
[10] Эвола Ю. Метафизика пола. «Беловодье», 2013 С.30
[11] там же. С.66
[12] Эвола Ю. Метафизика пола. С.63
[13] там же, С.150
[14] Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Соч. в 2-х т. Т2. М., 1990 С.302
[15] Эвола Ю. Метафизика пола. С.153, 154, 156
[16] Хайдеггер М. Время и бытие, М., 1993, с.178
[17] Эвола Ю. Метафизика пола. С.65
[18] Платон. Федр. Собр. соч. в 4 Т. М., 1993 Т.2 С.175, С.154
[19] Sopra lo amore VII, 13, 14
[20] Эвола Ю. Метафизика пола. «Беловодье», 2013 С.132
[21] Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. М., 1993 С.64
[22] Эвола Ю. Метафизика пола. С.129
[23] цит. по Шмаков В. Священная книга Тота. Великие арканы Таро. Абсолютные начала синтетической философии эзотеризма. М., 1916
[24] Эвола Ю. Метафизика пола. С.247
[25] Ириней. Против ересей I, 7, 5; VI 30-32 // цит. по Афонасин Е.В. Античный Гностицизм. Фрагменты и свидетельства. СПб., 2002
[26] Семира и В. Веташ. Астрология и мифология. СПб.: "Спикс", 1998 С.241
[27] Зогар III, 81a
[28] Эвола Ю. Метафизика пола. С.307
[29] Ключников С.В. Эвола Ю. Метафизика пола. Предисловие. «Беловодье», 2013 С.22
[30] Эвола Ю. Метафизика пола. «Беловодье», 2013 С.383-384
[31] там же, 2013 С.309