Соединение Венеры и Марса (часть 2)

Я ДУМАЮ ОН ПОДОЖДЕТ ЕЕ И ЗАБЕРЕТ ССОБОЙ, А КАК ИНАЧЕ, ОН ЧУВСТВУЕТ, ЧТО ЕМУ В ЧЕМ- ТО ЗАКОННО МОЖНО НЕ ДОВЕРЯТЬ

Дата поступления: 09.10.2010 00:24

jane lotos ,

спасибо. Изучаю.

Дата поступления: 07.10.2010 03:18

http://forum.oculus.ru/forum.php?m=sr&it=3313&p=2

Дата поступления: 07.10.2010 02:52

Зея. в твоем видении есть эллементы открытого огня-костер....а видео очень созвучно теме в скорпионе (скрытого огня)

"ОГОНЬ КАК МИФОЛОГИЧЕСКИЙ И ФИЛОСОФСКИЙ СИМВОЛ

Выдающийся русский философ А.Ф.Лосев пишет: «Символ есть выраженность, тождество внутреннего и внешнего, проявившееся внутреннее и рельефное, перспек-тивное внешнее. Символ есть всегда проявление, проявленность. Что в чувственном мире есть начало явления, проявления, обнаружения, осмысления? Конечно, свет. Представим себе полную темноту. Это значит, что для нас угаснут все различия, все противоположения, все вещи. Как бы ни понимать свет физически, он всегда есть нача-ло физического осмысления и проявления вещей. Это еще не полное осмысление и проявление, но это - во всяком случае начало его. И вот платонизм есть, прежде всего, философия и мистика света. Всякий символизм так или иначе связан с интуициями света. Самая диалектика, необходимо сопутствующая такому развитому символизму, есть не что иное, как перевод интуиций светотени в область чистой мысли, ибо опреде-ление через антитезис есть, прежде всего, проведение границы и очерчивание некоей фигуры, очевидно, чем-то непохожей на окружающий ее фон, т. е. разной по свету и цвет с этим окружением. Идеи суть свет. Свет ума, а также и физический свет. Ум, созерцающий идеи, «световиден»» .

Вместе с тем, всякий символизм, всякая мифология так или иначе затрагивает вопрос об источнике света .

Анализируя учение Аристотеля, Лосев, приводя слова великого грека, проясняет суть взаимоотношения света и огня: «Свет не есть ни огонь, ни вообще тело, ни истека-ние какого-нибудь тела, потому что в таком случае он был бы тело, но он есть присут-ствие огня или чего-нибудь подобного в прозрачном» . То есть свет указывает лишь на присутствие огня в некоей прозрачной среде. А коль скоро сама диалектика немыслима без интуиций светотени, немыслимо в попытках понять, что есть бытие и что есть че-ловек, обойтись без осмысления роли огня в окружающем мире, обществе, культуре.

В античной космологии имеется пять типов пространства, пять типов времени и пять типов телесности, соответствующих пяти понятиям: Огонь (перво-единое), Свет (ум, идея), Воздух (Душа, Дух), Земля (софийное тело), Вода (окачественность четвер-того начала через первые три) . Заметим, что Огонь здесь занимает особое место. И Ло-сев подчеркивает это в построении своей диалектики мифа: «Слой личностного бытия лежит решительно на каждой вещи, ибо каждая вещь есть не что иное, как выворочен-ная наизнанку личность, колеблющаяся между Первоогнем и Первосветом, с одной стороны, и Тьмой кромешной – с другой» .

Древние греки часто использовали огненные ритуалы. Причем пламя алтаря бы-ло связано с движением солнца вокруг него. Грек совершал "катархейн" - обход вокруг алтаря слева направо – по движению солнца вокруг храма, ориентированного на восток. Считалось, что дым от пламени, поднимаясь вверх, восходит к богам, и вместе с этим дымом к ним возносится жертва.

Огонь для древнего грека был связан с живым ощущением присутствия бога. В мистериях, как говорил Плутарх, древних радовали не изобилие вина и жаркого, но радостные надежды и вера в присутствие благосклонного бога.

Важно заметить, что огненная жертва приносилась греками только олимпийским богам – своего рода социальным образам, противостоящим богам хтоническим, ведаю-щим силами природы. Последним полагались окропляющие жертвоприношения и раз-личные возлияния (как дар Земле - в отличие от дара Небу вместе с дымом от алтаря).

Комментируя ландшафтные описания Пиандра, Хюбнер пишет: «Весь ландшафт выступает здесь изображением архе. Речь идет о титане Тифоне, которого Зевс сразил молниями и заточил в Этне. В извергающей огонь Этне видна неистовая ярость пле-менного чудовища. В этом ландшафте Сицилии не только живут нуминозные существа, сам ландшафт - такое существо» . Хтоническим богам огненная жертва не нужна, коль скоро они сами есть огонь.

Среди всех источников света именно огонь отличается своей очевидной соци-альной ролью, явным воплощением в физически ощущаемом явлении мистических идей, возможностью манипулировать этими идеями в той степени, в которой человеку дано манипулировать огнем.

Последнее утверждение образно иллюстрируется французским писателем Ж.Рани-старшим, попытавшемся увидеть огонь глазами доисторического человека («Борьба за огонь»): «Его могучее лицо обращало в бегство львов, пещерного и серого медведей, мамонта, тигра и леопарда. Его красные зубы защищали человека от обшир-ного страшного мира; все радости жили только около него. Он извлекал из мяса вкус-ные запахи, делал твердыми концы рогатин, заставлял трескаться камни; он подбадри-вал людей в дремучих лесах, в бесконечной саванне, в глубине пещер. Это был отец, страж, спаситель; когда же он вырывался из клетки и пожирал деревья, он становился более жестоким и диким, чем мамонты... Огню, как и животным, нужна добыча: он пи-тается ветками, сухими травами, птичьим пометом; он способен расти и порождать другие огни, но он может и умереть. Рост его беспределен, и в то же время его можно приостановить, каждая его часть в отдельности может жить самостоятельно. Он убыва-ет, как только его лишают пищи: делается маленьким, как пчела, как муха, но может возродиться от одной былинки и стать обширным, как болото. Огонь - это животное, и в то же время он не похож ни на одно из них. У него нет ни ног, ни туловища, но он быстрее антилопы; у него нет крыльев, но он летает в облаках; нет пасти, но он дышит, ревет, рычит; у него нет ни рук, ни когтей, но он обладает всем миром... Огонь никому не отдает предпочтения и готов пожрать даже тех, кто его питает; он хитрее гиены и кровожаднее, чем пантера, но присутствие его - прекрасно: он смягчает жестокость хо-лодных ночей, дает отдых усталым и делает людей сильными» .

Карл Густав Юнг полагал, что в огне древние развивали идею магической силы («О психологии бессознательного»): «В Ветхом Завете магическая сила светится в пы-лающем терновом кусте и в лице Моисея; в Евангелиях она проявляется в излияниях Святого Духа в форме исходящих с неба огненных языков. У Гераклита она выступает как мировая энергия, как «вечно живущий огонь»; у персов она – огненный блеск «хао-мы», божественной благодати; у стоиков она – первотеплота, сила судьбы. К средневе-ковой легенде она выступает как аура, ореол святости, и в виде пламени вырывается из-под крыши шатра, где в экстазе лежит святой. Святые, галюцинируя, видят эту силу в качестве Солнца, полноты света» .

Юнг отмечает, что в христианской мифологии есть элементы, близкие мифу об Агни. В сюжете с Навуходоносором, который посадил в пылающую печь трех детей, говорится: «вот я вижу четырех мужей несвязанных, ходящих среди огня, и нет им вре-да; и вид четвертого подобен сыну Божию» (Дан 3, 24). Юнг пишет: «Агни есть жерт-венный огонь, жертвующий и жертва, подобно Христу. Как Христос оставил в опья-няющем вине свою спасительную кровь в качестве напитка бессмертия, так Агни оста-вил сому, священный напиток воодушевления, мед бессмертия» .

Единым для многих религиозных систем условием регрессии либидо к дополо-вой ступени объясняется, согласно Юнгу, тот факт, что их тело служит пищей и имеет значение в качестве причастия .

Повелевать огнем - удел богов и людей. Но люди властвуют над огнем лишь от-части, быстро превращаясь из его хозяев в жертвы. Именно поэтому власть над огнем для людей связана с вмешательством и содействием богов. Ритуалы и символы, связан-ные с огнем, становятся способом погружения в особое состояние духа, инструментом индивидуальной и социальной мобилизации.

Индийские боги, облеченные в человеческую плоть как бы невзначай, демонст-рируют свою неотмирность, являясь в огненном ореоле, подчеркивающем неуязвимость их плотских фигур для пламени. По-видимому, эти боги должны были вселять мисти-ческий ужас, связанный с властью над огнем или с самим воплощением сущности огня. Огонь и божество были практически отождествлены.

Противоречивы описания способа рождения и облика таких богов. Ипостаси бо-гов огня проявляются в других богах, в животных, в предметах. Своим происхождени-ем и сущностью они отражают многоформенность мироздания, социума, внутреннего мира человека, своим участием в судьбах людей - поиск методов овладения явлениями природы и методов контроля над собственной психикой.

О месте огня среди прочих источников света Лосев пишет: «Огонь весел, неуго-монен, неистощим. Он - всесилен, всеистребляющий и всепроникающий. Все в нем ис-чезает и ему покорно. В ласкающих объятиях и лобзаниях его - самопожирающий ин-стинкт бытия, желающего поглотить все и, поглотивши, уничтожить себя, поглотивше-го. Есть в огне истинно языческое, сатанинское ликование всезнающей и слепой судь-бы. Есть радование о смерти и обманные надежды на просветление. Умный свет дан в виде коварного пламени, и сила его незримо таится, вдруг проявляясь с уже непреодо-лимой энергией. Огонь - вечное творчество и - вечная смерть, уничтожение; он - веч-ный и всегдашний синтез того и другого, напряженный, когда есть иное, материал, и меркнущий, когда нет ничего, кроме него. Огонь противоположен свету, умному свету, исходящему от звездного неба. Умный свет ровно и блаженно сияет в светилах, кото-рые суть видимые нам умные силы и умные воинства небесные; там он - прямое и абсо-лютное отражение светов первой тетрактиды. Физический, инобытийный свет, элек-тричество - непостоянен, нервно-напряжен, неопределенен в своих действиях, капри-зен, коварен, своеволен, горд, беспощаден, гневен, истеричен, сияющ и великолепен. Таково инобытие» .

В данном случае «умный свет» понимается как некая противоположность тому свету, в котором нет ни толики мрака. Последний - аналог «дурной бесконечности» без содержания и смысла. «Умный свет» воплощен в огне самой природой. Электрический свет, созданный человеком, можно было бы назвать злым светом. В нем не оказалось природной души, зато есть расчет, холодная логика. Огонь же заставляет отбрасывать логические истины и будит переживание скрытых смыслов бытия.

ОГОНЬ СВЯЩЕННЫЙ И КАРАЮЩИЙ

Огонь в древних пророчествах всегда играет огромную роль при выстраивании картины мира.

По авестийской традиции выше богов огня и воды встал Ахура-Мазда (“Гос-подь мудрости”). Но в пророчествах Зороастра им создаются шесть богов, соответст-вующих шести актам творения, которые сравнивалось с возжиганием одного светиль-ника от другого. Огонь как бы пронизывает все акты творения, а благодаря солнцу — управляет всем миропорядком.

В зороастризме Митра судит души умерших, измеряя на весах их добрые и злые мысли, слова и дела. Если перевешивает зло, то мост, ведущий в рай, становится узким как бритва и грешник падает с него в пламенеющий Ад. Здесь огонь выступает как ору-дие смерти и кары для грешников.

Согласно учению Зороастра, грядущее всеобщее воскресение людей будет связа-но с тем, что все они пройдут через реку раскаленного металла, которая для праведни-ков будет как река парного молока, грешники же сгорят в этой реке и исчезнут навсе-гда. Затем огненная река должна истечь в Ад и сжечь духа Зла. (В славянской мифоло-гии также встречается образ огненной реки, разделяющей мир мертвых и мир живых.) Иначе говоря, огонь для одних становится законом жизни, ля других – законом смерти, а для вселенной – судом над мировым Злом.

В индийских преданиях огонь – признак божественной мощи. Индра владеет громовой стрелой (молния - ваджра), Вишну – обладает испепеляющим взглядом и по-является среди ритуального огня как предвестник рождения героя Рамы – своего во-площения и владельца неотвратимой огненной стрелы Агниастра. Кришна (аватара все того же миросоздателя Вишну) в прославляющих гимнах сравнивается с лавиной жара, яростью огня, свет его лика способен испепелить Вселенную («Бхагаватгита»). Сам прародитель богов, людей и животных Брахма создал одного из самых могуществен-ных богов Рудру (Шиву) пламенной вспышкой, возникшей из его гнева на сыновей-бездельников.

В Махабхарате встречаются фантасмагорические сюжеты, пронизанные огнен-ными сюжетами:

«Боги решили сбивать воду в океане и добыть священную жидкость амриту при помощи великой горы Мандары, опорой которой стал царь черепах, который поддер-живал мир. Царя змей Васуки использовали в качестве веревки, вращающей Мандару. За один конец царя змей взялись асуры, а боги ухватились за хвост. Из Васуки вырыва-лись ветры вместе с дымом и пламенем, дым превращался в облака, пронизанные мол-ниями, а из вершины горы выбрасывались ливни цветов, покрывая гирляндами со всех сторон богов и демонов. Водяные обитатели, раздавленные великой горой, находили свою гибель в соленой воде».

С вращающейся Мандары падали деревья, огонь возник от их трения и окутал Мандару как синее облако, пронизанное молниями. Он сжег слонов, львов и других существ, оказавшихся там. Затем Индра погасил сжигающий огонь водою, рожденной из облаков. После этого в воды океана потекли разнородные выделения из могучих де-ревьев, а также множество соков трав. Именно от питья тех соков, наделенных бес-смертною силой, а также от истечения золота боги достигли бессмертия. Вода океана превратилась в молоко, затем смешалась с соками и из молока и соков сгустилась мас-лянистая сома (отождествляемая с луной), а вслед за ней появляются новые мифические персонажи, последний из которых – Данвантари – держит в руках чашу с амритой .

Не менее впечатляющую картину рисует Махабхарата в сюжете битвы богов против Гаруды – владыки птиц, «дивного видом, наделенного величием, мощью и си-лою, одаренного скоростью мысли и ветра, напоминающего вершину горы, нависший как проклятие брахмана, неистового и пылающего, напоминающего Агни, дробящего вершины гор, осушающего воду рек, страшного разрушителя трех миров, подобного богу смерти».

«И вот для богов стали показываться знамения, предвещавшие страшное. Люби-мый перун Индры засверкал, полный смятения. Метеоры с пламенем и дымом падали днем, низвергаясь с неба. И оружие всех Басу, Рудров, Адитьев, Садхьев и Марутов, а также других племен богов, стало направляться друг против друга. Подобного (явле-ния) не наблюдалось прежде даже в битве между богами и асурами. Дули ветры в со-провождении ударов грома, падали метеоры со всех сторон. И небо, хотя и безоблач-ное, грохотало великим грохотом. И даже тот, кто был богом богов, дождил тогда кро-вью. Поблекли цветочные гирлянды богов и величие их (самих) пришло в упадок. Зло-вещие и страшные тучи дождили обильною кровью. И пыль, поднимаемая (ветром), окутывала короны богов» .

Подняв ветром от своих крыльев огромное количество пыли и, затмив свет трех миров, Гаруда окутал ею богов, и окутанные пылью боги пришли в замешательство. Гаруда же ударами своих крыльев и клюва терзал богов. Но могучий Ваю рассеял пыль. Когда исчезла тьма, боги ринулись на птицу. Теснимый толпами богов Гаруда стал громко кричать криком, напоминающим гром громадного облака. Когда он взлетел над богами, они вместе с Индрой осыпали его «остроконечными копьями, железными пи-ками, палицами и дротиками и сверкающими дисками в форме солнца, с острыми как ножи краями». Но, принимая со всех сторон удары, царь пернатых продолжал страш-ный бой. Теснимые и терзаемые Гарудой боги отступили.

«Изгнав из них всех жизни, лучший из пернатых направился к амрите. И увидел он огонь отовсюду. Ярко сияющий, он со всех сторон покрывал своими лучами небо. Он был страшен и движимый ветром, казалось, собирался сжечь самое солнце. Тогда благородный Гаруда, создав у себя девяносто раз девяносто уст, быстро выпил (множе-ство) рек при помощи тех уст и со страшной быстротою возвратился снова туда. И ка-ратель врагов, имевший вместо колесницы крылья, залил реками пылающий огонь. И, потушив огонь, он принял тогда другой, малый облик, стремясь проникнуть туда, (где находилась амрита).

И та птица, приняв золотой облик, сияющий как сноп солнечных лучей, стреми-тельно проникла туда, (где хранилась амрита), подобно тому как водяной поток (влива-ется) в океан. И она увидела близ амриты колесо с острыми краями, отточенными как бритва, которое беспрестанно вращалось. То могучее сооружение, грозное и страшное на вид, сияющее огненными лучами, было искусно построено богами для уничтожения похитителей сомы. Увидев в нем промежуток между спицами, птица покружилась с минуту. И, уменьшив свое тело, она мгновенно проникла через (то) пространство между спицами. И там под колесом она увидела двух превосходнейших змей, (приставленных) для охраны амриты, равных по блеску пылающему огню, ужасных на вид, с языками как молнии, с пастью, полыхающей пламенем, наделенных великой силой, постоянно гневных и стремительных. Их горящие глаза содержали яд. Они постоянно горели гне-вом и никогда не мигали. И достаточно было одной из тех (змей) только посмотреть на кого-нибудь, как тот немедленно превращался в пепел. Супарна быстро засыпал их гла-за пылью, и невидимый (для них) он бросился на них со всех сторон. Нападая на них, птица Вайнатея рассекла их тела и стремительно бросилась тогда в середину (хранили-ща) к соме» .

Тожественность сомы – напитка бессмертия – и огня (в Ведах сома-агни) обу-словлена, по мысли Юнга, параллельностью сюжетов их появления. Сома – питатель-ный и зажигающий напиток, который взбалтывается индийскими богами подобно про-цессу высверливания огня с помощью деревянной дощечки и палочки. Этим обуслов-лено соединение сущностей сомы и огня в Агни.

Мирча Элиаде отмечает, что в индийских мифах популярен сюжет о том, что «Великая Богиня родилась от огненной энергии всех богов. Когда чудовищный демон Махиша угрожал Вселенной и самому существованию богов, Брахма и весь пантеон богов искали помощи у Вишну и Шивы. Разрываясь от гнева, все боги выплеснули свою энергию в виде огня, пламенем вырвавшуюся из их ртов. Пламя от всех богов, объединившись, породило огненную тучу, которая в конце концов приняла форму Бо-гини с восемнадцатью руками: и именно этой богине, богине Шакти, удалось уничто-жить монстра Махишу, а следовательно, спасти мир» .

Мы видим, насколько тесно связаны мифологические представления о творении мира (или действующего миропорядка) с огнем. Космический бог Праджапати также создает мир, «накалив» себя при помощи аскетизма. В «Бхагаватгите» Кришна проявля-ет свою истинную сущность как огонь – с пылающими устами и испускающим непере-носимый свет. И подобных сюжетов в мифологии не счесть.

Вместе с тем, огонь, например в буддизме, есть последнее развоплощение в про-цессе умирания и растворения в космосе – плоть возвращается в землю, земля поглоща-ется водой, вода – огнем. Но развоплощение – предвестник нового воплощения. Будда «сгорает» от тепла, практикуя аскетизм, созидательный как в духовной, так и в косми-ческой сферах. Поэтому в буддийской иконографии Будду принято изображать с ним-бом пламени за головой.

Мифология дает нам пример не только зарождения и возрождения мира в огне. В Эддах древних викингов огонь сжигает мир во время сражения богов с хтоническими чудовищами, вырывающимися на свободу в конце времен. Самое страшное из них – Фенрис-Волк распахивает пасть от земли до неба и бежит, изрыгая из глаз и ноздрей огонь. С юга тоже наступает огонь с мифическими людьми огня, а в финале картины гибели богов Сурт, огненный человек нашлет на землю огонь, испепеляющий все.

У славян огонь и вода, напротив, всегда связаны с чудом рождения жизни. Сла-вянский мифический остров Буян отмечен тем, что на нем лежит огненный камень Ал-тарь, а вокруг цветет вечная весна - символ жизни и возрождения. Русалки у славян – тоже воплощение огня. Их образные описания всегда связаны с горением и сиянием, а существование - с водой. Именно поэтому их слезы могут воскрешать мертвых или оживлять души умерших. То же свойство придается молоку кобылицы, которую счита-ли рожденной от соединения росы и лучей солнца. Венок, считавшийся символом солнца и огня, в славянских ритуалах погружался в воду в знак обновления, начала но-вой жизни.

А.Ф.Лосев пишет о связи воды и земли (материи) с огнем в античной картине мира. Вода есть модификация огня, «когда он зацветает более или менее твердыми оформлениями, отказываясь от беспокойства своих исканий» . Материя – противопо-ложность огню, и в то же время – явленное и ставшее тело электричества, иное элек-тричества, воплощающего в себе смысл материи .

У ранних иудео-христианских апокалиптиков («Свиллины книги») картина мира также включает огонь в виде пылающей реки «в страну Света и в Жизнь без забот, где проходит бессмертная Тропа великого Бога, и где бьют три Фонтана – Винный, Медо-вый и Молочный». Здесь огонь связывается с известным мотивом «жирного царства» в простонародной русской сказке, где огненные испытания заканчиваются блаженным (но и убогим) миропорядком.

В ветхозаветных мифах слово входит в сердце пророка словно горящий огонь. В предупреждении грешникам сказано: «За то, что вы говорите такие слова, вот, Я сделаю слова Мои в устах твоих огнем, а этот народ – дровами, и этот огонь пожрет их» (Иере-мия, 20:9, 5:11).

В католической традиции имеется сюжет о предшествии рождению св. Домини-ка сна его матери, в котором чрево ее содержит щенка с факелом в пасти. От факела должен зажечься мир, сам факел трактуется как «сверкающий свет святости».

Православное предание говорит, что незадолго до крушения Константинополя из верхних окон святой Софии вырвались языки пламени и световой столб ушел в под-небесье. Это означало, что Бог оставил Второй Рим, и открывается новая страница ис-тории.

В христианской картине мира огонь связан также с адскими муками грешников и божественной святостью. Картины Ада всегда сопровождаются раскаленным жаром и отброшенными невидимым пламенем тенями, адский огонь всегда расположен где-то внизу (Злые Щели у Данте в «Божественной комедии»). Мучение грешников у христиан связывается именно с ожогом от языка пламени, из которого нельзя выйти (у Данте: «...там движутся огни в гортани рва \ И в каждом замкнут грешник утаенный»). На не-честивых Бог изливает с неба горящие угли и пламя.

Характерно происхождение символа «геенны огненной». Геенна - место языче-ских обрядов близ Иерусалима, где совершались культы, связанные с человеческими жертвоприношениями. В 662 г. до н.э. царь Иудеи Иосия уничтожил жертвенники и превратил это место в свалку отходов и непогребенных трупов, на которой всегда тлел огонь, уничтожая плоть наравне с гниением.

Священный огонь по качеству как бы совершенно противоположен огню ка-рающему. Иоанн Креститель говорит о Христе: «Он будет крестить вас Духом Святым и огнем» (Мат. 3, 11). Крещение огнем, разумеется, не есть вариант кары. Святой Дух сошел на апостолов в день Пятидесятницы в виде огненных языков, Иисус Христос в Своем втором Пришествии должен явиться «в пламенеющем огне» (II Сол., I, 8), после чего «огнем будет испытано дело каждого, каково оно» (I Кор. III, 12-15). Господь сам есть «огонь пожирающий» (Втор. IV, 24; Евр. XII, 29). Православный аналог индийских и славянских божеств - Илья-Пророк заимствовал черты Перуна и изображался «огнен-ным Ильей», разъезжающим по небу в колеснице.

Кьеркегор писал: «Христианство – это огонь, воспламененный Христом, кото-рый необходимо поддерживать… это – воспламенение человека страстью… это – воз-жигание, предназначенное породить конфликт между отцом и сыном, дочерью и мате-рью… поджигание с целью оторвать друг от друга «кровных» и сделать из них отдель-ные личности – такова воля Божья… Если вы хотите, чтобы христианство снова вырва-лось как пламя… тогда следуйте зову «Долой, долой абстракции…», ибо каждая работа такого сорта – измена огню» .

Один из значимых символов христианского вероучения - неопалимая купина - горящий и несгорающий куст, в котором Иегова явился Моисею, призвав его к избав-лению от египетского рабства. (По версии последователя Фрейда Карла Абрахама, биб-лейский Моисей аналогичен Прометею. Он, согласно еврейской легенде, поднимается на гору Синай при свете молний, к нему в огне спускается Господь, и Моисей приносит людям «пламенный» закон как верный слуга Бога .)

Святой огонь христиане всегда помещают на возвышении, используя как источ-ник света, но не как источник тепла. Сошествие Святого Духа на апостолов изобража-ется в виде языков пламени. Но это пламя не обжигает. Безвредным какое-то время ос-тается, например, пламя, зажженное в Храме Воскресения Господня в Иерусалиме во время празднования Пасхи. Паломники купают в нем свои лица. Так же и лик Бога сия-ет, испуская свет, подобно свету пламени, которое трудно перенести, но которое не об-жигает.

Приведенные примеры показывают, что адский пламень у христиан - скорее тление, основной признак которого - жар, исходящий откуда-то снизу. Карающий огонь также связан с ожогом. Святость же связана с огнем, не наносящим вреда, источающим свет, который порой непереносим для глаз.

В буддизме огонь также имеет «негативную» символическую нагрузку. Высшая цель – достижение нирваны – означает «гашение Тройственного Огня Желания, Враж-дебности и Иллюзии», который есть движущая сила вселенной. Будущий Будда, проти-востоя в испытаниях под деревом Бо своему противнику Кама-Мара (буквально «Жела-ние-Враждебность» или «Любовь-Смерть»), который олицетворял тройственный огонь и был стражем последнего порога на пути к Нирване, подавляет в себе его тлеющие уголья. Не случайно «нирвана» на санскрите означает выдутый, угасший огонь (nirva – гаснуть, nir- прочь, наружу, vana - выдутый).

В исламе огонь связан в основном с грехом и силами Зла. Тех, кто пытается под-смотреть или подслушать жизнь небожителей, преследует «зубчатомелькающий пла-мень» (15:18). Исламский дьявол Иблис («Отчаявшийся») оказался созданным Аллахом из огня, для последователей которого всемилостивый Аллах в аду «приготовил цепи, ошейники, геенское пламя» (76:4), чтобы они «наслаждались мукою в пламени» (22:22). Коран признает три воплощения разума: ангелы, созданные из света, джинны – из чис-того огня, и человек – из праха земли. Джинны могут делать себя видимыми, но не мо-гут быть плотнее огня или дыма. Злые джинны действуют заодно с падшими ангелами, руководимыми Иблисом. Лишь у индийских мусульман общение с Богом представляет-ся как «горение» и встречается ритуал хождения по раскаленным углям.

«Позитивное» значение символа огня у мусульман связано только с отправлени-ем зикра, в котором мистик должен последовательно видеть перед внутренним взором семь цветных огней и достигнуть в конце концов видения божественного света. Правда, здесь мы имеем дело, скорее, со священным светом, а не с пламенем. Священное пламя Зороастра считается угасшим в день рождения пророка Мухаммеда.

Итак, мифология может относиться к огню как к исключительно положительно-му явлению (метафоры славянской мифологии), исключительно карающему явлению (ислам) или же видеть в огне две ипостаси – священную и карающую (христианство, индуизм, буддизм).

ОГОНЬ КАК ОБЩЕАРИЙСКИЙ СИМВОЛ

Замечательный этнограф Джеймс Джордж Фрэзер все свое исследование «Золо-тая ветвь» построил вокруг мифа о роли хвойной омелы, растущей на дубе (который, ко всему прочему, мог в мифических представлениях играть роль Мирового дерева). Оме-ла защищает дуб, придавая ему особые мифологические качества. Считается, что омела, будучи срезанной в день весеннего или летнего солнцестояния, приобретает качества, аналогичные мифическому жар-цвету, а дуб после этого можно срубить и использовать как топливо .

Ритуальное сжигание дуба, по Фрэзеру, восходит к общеарийским древним ри-туалам. Он пишет об особой роли огня в культе Дианы (богиня леса, приносящая удачу на охоте, благословляющая людей потомством), в котором священные обряды совер-шаются у семейных очагов, а у святилища проводятся факельные ритуалы. Не случайно Диана изображается с факелом в поднятой правой руке (арийский корень «ди» – «яр-кий»). Неугасимый огонь в святилище, поддерживаемый девственными девами-весталками (Диана Немийская носила титул Весты) . Огонь питался древесиной свя-щенного дуба – дерева верховного бога латинян Юпитера, который олицетворялся в фигуре царя-жреца . Фрэзером выдвигается гипотеза о том, что дуб представлялся древним арийцам в качестве источника энергии солнца. Именно ради поддержания энергии солнца жгли ритуальные костры .

Культ Весты в Риме – один из наиболее древних, наиболее насыщенных соци-альным смыслом. Огонь, поддерживаемый весталками, считался олицетворением мощи Рима. Им причащали в случае приема в общину. Раз в год огонь гасили и зажигали вновь трением двух кусков дерева, чтобы потом от священного огня зажечь огни до-машних очагов, где вход в дом назывался вестибул - в честь Весты.

В дополнительном томе к «Золотой ветви» Фрэзер пишет об угандийских вес-талках – домашних женах бога огня . Связь огня с происхождением рода прослежива-ется у племен Берега Слоновой Кости и Судана, где было приняло хранить кусок обуг-ленного дерева, которым основатель деревни или дома разжигал первый огонь .

Помимо священного символа общины, огонь использовался в разного рода ри-туалах также и для магического управления погодой. В одних случаях для вызывания дождя производится имитация молнии путем высекания искр из горящих головней (Прибалтика), в других дождь должен был прекращаться после заливания горящей вет-ки особого дерева водой (арабы) или подбрасывание горящей золы (Новая Британия). Считалось, что присутствие мертвеца, скончавшегося от ожогов, усиливает воздействие магии (Индия) . Аналогичные поверья имеются и в Европе - у французов

Наиболее распространенная функция огня – очистительная. Известен ритуал очищения иностранцев (или лишения их опасных магических способностей). Напри-мер, тюркские шаманы, принимая римских послов, обносили вокруг них кадящие бла-говония. В Афганистане и Персии по случаю прибытия путника, прежде чем он войдет в селение или переступит границу, жгут огонь и воскуряют благовония . В Новой Бри-тании известен ритуал изгнания злых духов, во время которого совершается обход до-мов со священным огнем и сохранение огня в жилище в течение трех суток, чтобы из-бавить селение от того или иного бедствия . Зулусы для достижения плодородия оку-ривают растения дымом костра, очищая их от болезней .

Очистительные огни бедствия зажигались в Европе в период наступления эпи-демии чумы или падежа скота. Перед зажжением таких огней все костры в округе ту-шились. Затем огонь добывался с помощью трения. В отличие от диких африканских племен, у которых добыча огня – дело рук одного человека, вращающего деревянную палочку, добыча огня у европейских народов происходила при помощи трения массив-ных кусков дерева, которые вращались группой людей, использующих веревку, кото-рую наматывали на вращающийся деревянный вал. Золу из костров бедствия разбрасы-вали по полям, ею мазали лица и долго не смывали; посыпали ею больные места, сме-шивали с водой и пили; от углей разжигали очаги в своих домах, после чего подогрева-ли воду и кропили ею больных людей и скот .

Регулярные очистительные ритуалы огня связаны, по всей видимости, с кельт-скими традициями, о которых пишет Фрэзер. У древних кельтов 1 ноября, скорее всего, считалось началом года. В этот день от священного огня возжигались остальные огни, совершалось гадание с целью предсказать будущее, а души умерших возвращались в прежние жилища, чтобы погреться у огня. Одновременно с ними пространство запол-няется ведьмами, феями и домовыми. Последних должны были отпугивать костры, разжигаемые во дворах и на вершинах холмов.

Кельтские праздники накануне 1 мая (Вальпургиева ночь или кельтский день Бельтана - belltaine, ирл.) и накануне 1 ноября (день Всех Святых или кельтский празд-ник мертвых) никак не связаны с солнечным календарем или земледельческим циклом, замечает Фрэзер . Но ученый рассматривает современную ему климатическую ситуа-цию в Европе. В России как раз эти даты и являются поворотными в сельском цикле – начало сева и конец сбора урожая. Кроме того, Фрэзер отмечает, что указанные даты важны для скотоводческой культуры. Действительно, древние кельты и славяне были в основном скотоводческими народами.

Ритуал очищения от злых сил широко распространен в языческих (или христиа-низированных) ритуалах Европы . Костры зажигают в основном во время солярных праздников (дни равноденствия и солнцестояния) и накануне 1 мая (Бельтановы огни) на вершинах холмов, в поле или на дороге. Вокруг них танцуют, через них прыгают. Распространены также обычаи бегать с факелами по фруктовым садам и полям («изгна-ние злого сеятеля»), сжигать человеческие чучела из соломы («ведьма», «смерть», «ста-рая жена», «бабушка зима», «пасхальный человек», «иуда», «лютер», «купала») или ко-шек, в которых, якобы, превращаются колдуньи. Иногда с горы спускают горящее ко-лесо. Эти ритуалы избавляют от пожаров, от неурожая, приносят плодородие. По тем же мотивам сквозь огонь прогоняли скот, чтобы излечить его от болезней. В огонь смотрели сквозь цветы, чтобы избежать глазных хворей.

Ритуальные костры отчасти распространены и среди мусульман Северной Аф-рики (особенно в Марокко и Алжире) . Мусульмане окуривают дымом сады, поля и дома. Празднование летнего солнцестояния у них во всем аналогично европейскому и, вероятно, заимствовано из общеарийской традиции. Между тем, все чисто мусульман-ские праздники связаны с лунным календарем.

Целебные или защитные свойства ритуалов огня объясняются либо солярным мифом (в огне заключена сила солнца), либо надеждой уничтожить распространяю-щуюся по воздуху заразу (очистительная теория). Очевидно, оба элемента присутству-ют в этих ритуалах.

Как и в культе Дианы-Весты, в ряде огненных ритуалов более позднего времени, сохранилась традиция зажигания «живого огня».

Накануне католической Пасхи было принято гасить огни в церквах и возжигать их снова при помощи кремния или увеличительного стекла. От этого огня зажигалась большая пасхальная свеча, от которой зажигались остальные свечи. В Германии во многих местах от «нового огня» зажигается костер вблизи церкви. Обугленные ветки от него сжигаются в домашних очагах с молитвой от пожара, молнии и града. Другие вет-ки относят на поля и в сады для защиты посевов от паразитов и града. Пепел от пас-хального костра во время сева подмешивают к зерну .

Аналогичные ритуалы возжигания нового огня существуют и у африканских племен, например, в Нигерии и др. . В Южной Африке некоторые племена считают, что новый огонь необходимо возжигать после чьей-нибудь смерти в деревне .

Встречаются такие ритуалы и у северо-американских индейцев, которые еже-годно производят коллективное очищение огнем перед сбором нового урожая. Для это-го гасится весь огонь в деревне и жрец добывал новый огонь с помощью трения двух палочек. Считалось, что этот священный огонь, помещенный в алтаре, пожирал все преступления и грехи, кроме убийства. Старый огонь считался оскверняющим .

Огонь, по мысли Фрэзера, связан со смертью духа огня, и в связи с этим сожже-ние соломенного чучела восходит к человеческим жертвоприношениям. На это указы-вает ряд чрезвычайно близких имитаций.

Например, в северо-шотландском обычае XVIII века, когда один из кусков яич-ного пирога, подготовленного на ритуальном костре, доставался кому-либо из участни-ков ритуала, его шутливо пытались бросить в огонь, на весь год наделяли позорным прозвищем «бельтанов черт» и некоторое время говорили о нем как о мертвеце.

В Нормандии до XIX века существовало братство Зеленого Волка, глава которо-го выбирался в день летнего солнцестояния (день Иоанна Крестителя). Его ловили, бе-гая вокруг костра, потом имитировали сожжение.

Фрэзер полагает, что данного рода ритуалы происходят от древнего кельтского обычая человеческих жертвоприношений, которые проводились раз в пять лет. Галль-ские жрецы приносили в жертву преступников или пленных, захваченных на войне (их считали колдунами или одержимыми злым духом). Одних умерщвляли, других сжигали заживо, помещая в огромные плетеные чучела, олицетворявшие собой дух дерева, пе-пел которого должен дать плодородие почве. Этот ритуал сохранился в обычаях изго-тавливать огромных плетеных великанов для праздничных шествий (прослеживается в Европе до XVIII века) и сжигать кошек, олицетворяющих дьявола, в плетеных корзинах (иногда – змей, лисиц, петухов, в которых, как считалось, обращаются ведьмы) .

Сожжение человека, олицетворявшего собой дух дерева, Фрэзер считает ритуа-лом, свойственным всем европейским арийцам и принесенным ими в Европу из своей древней прародины .

Действительно, именно дерево для арийцев было источником огня, добываемого с помощью трения. Дерево было и основным топливом. Соответственно, реконструкция образа жизни древних праарийцев позволяет изобразить их как жителей холодных ле-сов, для которых жизненно важно хранить огонь и уметь его разводить. Распростра-ненность культа огня среди диких племен Африки и Америки, по всей видимости, объ-ясняется тем пространством, которое в древности охватила арийская цивилизация, на-вязав другим народам свои обычаи.

ЕДИНЕНИЕ С ОГНЕМ

Символика коренится в бессознательном, символы не создаются, а лишь откры-ваются во внелогическом ассоциативном откровении. Огонь – извечный символ бес-сознательных психических процессов, тот символ, который способен к преобразованию бессознательного и созданию новых качеств личности. Огонь приближает к богам.

Мирча Элиаде отмечает: «Очень многие «примитивные» племена представляют себе магико-религиозную силу как «горение» и выражают ее словами, которые обозна-чают «тепло», «гореть», «очень горячий». Вот почему «примитивные» чародеи и маги пьют воду с солью или перцем, или едят чрезвычайно острые травы. Они считают, что это усиливает их внутреннее «тепло». В современной Индии магометане считают, что общаясь с Богом, человек становится «горячим», а о том, кто творит чудеса, говорят, что он «кипящий»» .

Магико-религиозная сила в целом ряде религиозных традиций рассматривается как «горение», присущее мистикам, магам и воинам. Шаман, демонстрирующий овла-дение огнем демонстрирует причастность к сверхчеловеческому состоянию, превращающему человека в дух.

Обрести священную силу огня можно и при помощи других способов, отличных от шаманских и мистических техник. Воин становится «горячим» во время иниции-рующего поединка. Как отмечает М.Элиаде, ирландский герой Кухулин после своего первого подвига становится таким горячим, что для остужения его ярости приходится использовать три бочки воды, первая из которых разлетается на части, вторая кипит и лишь третья выдерживает температуру . В тантризме соединение противоположных сущностей Шивы и Шакти связано с физическим выделением тепла - «…сверхъестественное тепло сигнализирует о реализации парадокса, посредством которого пре-восходит человеческого состояние» .

Вместе с тем, такого рода огонь вызывается демоническими силами, и аскетиче-ские техники предполагают тушение гнева и внутреннего жара. В ведизме, как и в со-временной йоге, предписывалось бороться с искушением обрести чрезмерную силу. Духовное горение имеет иную природу и не связано с температурным жаром.

Огненные ритуалы, по всей видимости, отражают глубинную связь некоторых народов и культур и отъединенность их от других народов и культур. В этих ритуалах человек соединяется с огнем и образует сущность, близкую к божественной. В иных культурах обожествление не имеет столь тесной связи с огнем.

В Ведах Агни олицетворяет огонь, свет, солнце, молнию и считается первым че-ловеком. Агни возникал и исчезал вместе с огнем – прятался в грозовом облаке или в деревянном диске, с помощью которого огонь извлекали трением. Согласно древней мифологии люди произошли от огня и таили в себе огонь жизни. Многие жреческие касты в Ведах считаются ведущими свое происхождение от огня.

Отношение к культам огня со стороны эллинов и христиан было вполне лояль-ным, хотя ни те, ни другие не отождествляли огонь с божеством и использовали его лишь как символ, сопутствующий божественности. В противоположность этому спо-койному отношению к огню-символу у арабов — последователей ислама - зороастрий-ские храмы огня вызывали дикую ненависть, равно как и у монгольских орд, вырезав-ших поголовно и зороастрийцев, и христиан, и мусульман. Если у первых изничтоже-ние храмов огня было связано с насильственным обращением в ислам, то вторые на-сильственно обращали непонятых ими (или особенно ясно понятных?) огнепоклонни-ков в мертвецов.

Греческое отношение к огню встречало много аналогий в завоеванных Алексан-дром Македонским землях. Под греческим влиянием парфянская монетная система безболезненно отождествила в изображениях Зевса и Ахура-Мазда, Аполлона и Митру. Без особого труда можно видеть прямые мифологические совпадения в отношении этих персонажей к разным формам существования огня.

Мы обнаруживаем присутствие аналогов Агни и перенявшего часть его черт Шивы также в славянских сказках и мифах. В русской сказке присутствуют Царь Огонь, олицетворяющий гром, Огненный Змей, воплощающий стихию огня, связанный с богатством и кладами (аналог жар-птицы, воплощения бога грозы), в славянской ми-фологии действует Сварог — бог огня. Подобно Агни, славянские мистические персо-нажи связаны с любовью (внушают страсть), очагом (рарог — огненный вихрь, огневая птица). Огненный Агни может прятаться в воде, а Парджанья - бог грозы и дождя, или Рудра - повелитель неба и молний, также сочетающие в себе огненную и водную сти-хию, подобны Зевсу-громовержцу и славянскому Перуну.

И все-таки при всех мифологических аналогиях, славяне, более других народов неравнодушны к огню, который для них редко становится страшен и опасен. Огонь воспринимается как личность. Ему в потушенной на ночь печи оставляют «для пита-ния» полено и горшок с водой. Считалось грехом плевать в огонь, лить в него нечисто-ты или затаптывать ногами. Домашний очаг считался священным местом. В дальний путь славяне брали с собой щепоть золы из очага и горсть родной земли.

Славянский повелитель огня Перун изображался в виде человека с кремнием в руке, подобном молнии. Рядом с идолом Перуна горел неугосимый огонь, отчего Перун считался одновременно и богом огня. Огненного цвета папоротник назывался «Перунов цвет» (светицвет, жар-цвет) и считался магическим, помогающим отыскивать клады, исцелять болезни, знать будущее, понимать язык зверей и птиц. Это фантастическое растение, возможно, есть аналог «аленького цветочка» из известной сказки.

В христианской мифологии аналог огненного божества — серафимы («огнен-ные», «пламенеющие»), приближенные к божьему престолу. Из пушкинской интерпре-тации хорошо известен сюжет о том, как один из серафимов очищает уста пророка го-рящим углем. Божественное приходит к человеку через соединение с огнем.

В древнеславянской мифологии огонь и вода - два священных естества. Просто-народное понимание мистических свойств воды и огня сводилось к тому, что их соеди-нению приписывались волшебные качества. Святой или целебной считалась та вода, которой коснулся огонь: дождь от тучи с молниями, вода, в которую ударила молния, вода, в которую опущены угольки, роса, подсвеченная первыми лучами солнца. Цветы (светы) - воплощение огня, которые в процессе гадания даруют мудрость, а с нею и правду. Молния у славян считалась летучим цветком. Славяне всегда гадали вблизи огня или у воды - у печи, в бане. Вещая сила приписывалась углям, кочерге, лучине.

Мы видим, что сущностного антагонизма между древнеарийскими культами ог-ня, славянской и православной традицией нет. Не случайно библейские огнепоклонни-ки, поклонники Молоха — всего лишь малый эпизод, не имеющий к зороастризму ни-какого отношения. (Огонь в данном случае был лишь инструментом казни или прине-сения людей в жертву.) Зато налицо явная несовместимость с огнем у мусульман и ка-толиков, молящихся в хладных храмах и не видящих в огне ничего, кроме пытки или страха.

Смешение народов и культур в современную эпоху приводит к тому, что в лю-бой среде можно встретить человека, напрочь лишенного способности видеть в физи-ческих явлениях мистические символы. Если арабы сначала удивлялись зороастрий-скому поклонению огню, видя в нем всего лишь пламя, а потом изничтожали всю не-понятную им культуру, то современный досужий наблюдатель ритуального момента описал его так: «Жгли сухой спирт».

Вместе с тем, единение с огнем не может опираться на профанный ритуал, изо-бретенный вне связи с традицией. В этом смысле сухой спирт, действительно, может стать причиной разрушения ритуала воссоединения с огнем.

Вот что пишет А.Ф.Лосев по поводу попыток подменить живой огонь электри-ческим светом: «Скука – вот подлинная сущность электрического света. Он сродни ньютоновской бесконечной вселенной, в которой не только два года скачи, а целую вечность скачи, ни до какого атома не доскачешься. Нельзя любить при электрическом свете, при нем можно только высматривать жертву. Нельзя молиться при электриче-ском свете, а можно только предъявлять вексель. Нелепо, а главное нигилистично для православного живой и трепещущий пламень свечи или лампады заменить триви-альной абстракцией и холодным блудом пошлого электрического освещения» ; «…молиться со стеариновой свечой в руках, наливши в лампаду керосин и надушив-шись одеколоном, можно, только отступивши от правой веры. Это – ересь в подлинном смысле, и подобных самочинников надо анафематствовать» .

Одних огонь завораживает и побуждает к духовным переживаниям, другим он служит лишь как физическое явление, в котором нет никакого сакрального смысла. Ве-роятно, здесь наблюдается какое-то глубинное генетическое различие, хранящее память о древнейших катаклизмах, трансформирующих человеческую природу. Для одних со-единение с огнем есть страсть обновления и преображения, для других – род психиче-ского недуга перед лицом электрической цивилизации.

СОЦИАЛЬНЫЙ СМЫСЛ ОГНЯ

Исследователь утопического сознания Мэлвин Ласки уделял большое внимание метафорическому значению огня и влиянию метафоры огня на социальные процессы. Он отмечал: «Как в легенде, так и в философии судьбоносная связь огня с политикой и властью уходит в глубокую древность, как явствует из Гераклита: «Наступая, Огонь все охватит, осудит и казнит». Существует даже традиция, согласно которой Гераклит верил в периодичность огромных пожаров – совершенно подобно тому, как револю-ционеры приобрели веру в периодичность восстаний, в которых кровью мучеников по-ливается дерево свободы. Постоянный двойственный образ революции – всегда кровь и огонь» .

Учение Гераклита и стоиков о мировом пожаре (огонь Зевса пожирает мир, а за-тем – в периодическом круговороте вновь порождает его) в виде метафоры «мирового пожара» и обновления мира в огне, согласно Ласки, приходит в современность из евро-пейской теологии XVII века. В религиозных войнах она была закреплена в качестве скрытого или явного признака социального потрясения: «Умы, опьяненные этим под-жигательским мотивом, редко видят историческую перспективу, которая позволила бы им понять, насколько древня, неизбывна, и, по сути дела, незапамятна история полити-ческой пиромании. Они каждый раз снова открывают огонь, когда с детской безрассуд-ностью, а когда – подобно пещерным людям, впервые в веселом возбуждении пости-гающим источник и смысл пляшущих на стенах теней» .

Эрих Фромм пишет об огне и воде как об универсальных символах: «В каком-то отношении сходен с этим и в то же время отличен от него символ, связанный с водой – морем или рекой. Здесь тоже есть сочетание изменчивости и постоянства, непрерывно-го движения и все же – постоянства. Мы также отмечаем такие свойства, как подвиж-ность, непрерывность, энергичность. Но есть отличие: огонь – это удаль, быстрота, воз-бужденность, а вода – спокойствие неторопливость и устойчивость. В огне есть элемент неожиданности, в воде – элемент предопределенности. Вода тоже символизирует под-вижность, но это нечто более «тяжелое», «неторопливое»; оно скорее успокаивает, чем возбуждает» .

В этом рассуждении есть правда наблюдателя-психолога. Но в нем понимание символизма огня лишено глубины, ибо символы рассматриваются вне мифологической и религиозной традиции. В то же время, и такой, отчасти равнодушный взгляд, может принести кое-что для понимания сущности огня-символа. Например, отвлекшись от эмоции и мистической экспрессии, можно понять, что приношения жертв огню и воде в древних религиозных системах как бы восстанавливает положительную обратную связь с природой. Если вода позволяла выращивать растения и кормить домашних животных, то воде делали возлияния сока растений и молока, если огонь давал людям обработку животной пищи, то ему полагались чистые дрова, благовония, животный жир и т.д.

Культ огня в древней индоиранской традиции первоначально был связан с при-данием святости данному кому-либо слову (при разделе пастбищ, обмене товарами, помолвках и пр.). Клятва, приносимая в одностороннем порядке, называлась варуна, двусторонний договор — митра. Считалось, что в клятве и договоре таится божество Майинйу, содействующее верным слову и карающее лжеца. Согласно авестийской тра-диции сущность или дух присутствовал во всех явлениях.

Позднее Митра стал почитаться как бог огня, который сопровождает солнце и следит вместе с ним за верностью договору, Варуна — как бог воды. Вокруг бога огня Митры группировались боги более низкой ступени. Все они отражали собой те челове-ческие отношения, которые были скреплены обрядом — дружба, доблесть, послуша-ние. Мифология становилась инструментом организации социальной жизни.

Судебные споры у индоиранцев решались с помощью воды и огня (ордалии). По указанию вождей и жрецов проходило испытание огнем, согласно которому испытуе-мый должен был пробежать по узкому проходу между двумя пылающими поленница-ми. В других случаях на грудь испытуемому выливали расплавленную медь. Если ис-пытуемый оставался жив, он считался невиновным.

Аналогичный обычай известен и в русской традиции. В сложных условиях раз-решения споров русская традиция знает принцип состязания, в которых могли участво-вать целые родовые общины, которые в упорядоченной схватке в «поле» решали спор меж собой. Считалось, что сила всегда на стороне того, кто прав. Применялись и орда-лии, например, «испытание огнем», когда в руки испытуемому давали раскаленный ку-сок железа. Отсутствие ожогов свидетельствовало о правоте.

Не случайна здесь связь огня и правоты. Ведь подвергаясь смертельно опасному испытанию человек должен быть настолько уверен в своей правоте, что готов к страш-ной боли, лишь бы не быть опозоренным. Правота давала испытуемому особую жизне-стойкость. Кстати, это доказывает и этическое правило: правота — удел сильных. Сла-бый человек не может выступить на стороне правды, поскольку в решительный момент изнемогает духовно или физически.

Социальный смысл деяний богов огня универсален и многопланов. В древнеин-дийской мифологии Агни — не только бог огня, но и бог жертвенного костра, бог до-машнего очага. Основная функция Агни — посредничество между людьми и богами. Он знает все тайны людские, все мудрости, правит законом. Он дружественен к людям, к долгу, соединяет супругов, приносит богатство, поражает врагов. Его черты отчасти угадываются и в Прометее, древнегреческом мифическом герое - титане и богоборце, добывшем для людей огонь, научившем их искусствам и ремеслам.

В славянской мифологии с упрощенным бытовым пониманием символического смысла огня соседствует более глубокое, связанное с Истиной. Хорошо известен ска-зочный сюжет о том, как главного героя испытывают кипящей водой (интерпретация в сказке «Конек-горбунок»), соединяющей в себе естество огня и естество воды. Правди-вого, праведного человека такая вода омолаживает, а злой в ней просто сваривается.

Истина состоит в выборе между жизнью и смертью. Поэтому и огонь связан с истиной, которая как бы преодолевает конфликт между «быть» и «не быть». Например, в ритуалах почитания Митры во время священной жертвы по обеим сторонам жертвен-ного быка стоят два юноши – один с поднятым, другой с опущенным факелом. Одна фигура изображает смерть, другая – жизнь.

Прошедший через огонь как бы переходит в иной мир, превосходит самого себя, становится сверхчеловеком, которому суждена особая социальная функция.

Древние славяне считали, что правое дело всегда связано с огнем. (Отсюда, ве-роятно, следует вести происхождение слова «искренность».) Ритуальное использование огня в простонародной культуре давало возможность приобщиться к Правде, прикос-нуться к Истине или, по крайней мере, задуматься над вечными вопросами.

В сравнении древнеславянских мифов и христианства мы можем видеть множе-ство аналогий в отношении к огню, но бесспорно и различие. Славянская мифология более отчетливо прослеживает связь огня с Истиной и мудростью, различные социаль-ные функции огня, распространенные в ритуалах, в основном свойственны простона-родному быту. В христианстве же огонь закрепляется в ритуале, но святость и Истина олицетворяется в большей мере в явлениях света (что является отдельной темой, выхо-дящей за рамки нашего исследования). Это связано с тем, что в древнеславянской ми-фологии физическое и мистическое не расчленены, как в христианстве.

ДИСКУССИЯ ВОКРУГ ПРОМЕТЕЯ

Попытка психоаналитической интерпретации мифа огня впервые была предпри-нята Карлом Абрахамом («Сновидения и миф», 1909), который в полном соответствии с методом своего учителя (и на основе работ Адальберта Куна – «Происхождение огня и божественного напитка») попытался найти расшифровку мифа о Прометее в другом мифе, где сексуальный мотив мог быть без труда найден .

Абрахам отождествляет Прометея с индийским божеством Матаришваном (пер-воначально одно из прозвищ Агни, позднее - имя бога ветра), имевшим более древнее имя Прамантха (санскритское «прамантхи» означает одновременно трут и похити-тель, «прамати» – предусмотрительность, провидение). С одной стороны, согласно мифологии Вед, Матаришван зажигает утром Солнце путем бурения солнечного диска, возвращает Агни на землю из облака или находит его в пещере. Матаришван означает – «действующий в матери». Таким образом, инцестуальный мотив, который искал Абра-хам, налицо. С другой стороны, имя Прамантха можно перевести как «создающий тре-нием», а часть имени созвучно со словом «матха», обозначающим мужской половой орган и словом «матх» - брать, похищать. Процесс получения священного огня в мисте-риях именовался «мантхами» (вызывать что-либо при помощи трения). Таким образом детородная функция в индийском мифе маскируется функцией похищения огня.

В то же время у Абрахама остается невыясненным, почему инстинкт продолже-ния рода необходимо маскировать настолько глубоко (похищение огня = запрет на со-вокупление). Если такого рода маскировка в какой-то мере объяснима для условий со-временной культуры (исключая, разумеется, масскультуру), то для древнеиндийской и древнегреческой культуры такого рода аскетизм абсурден.

Более обоснованную версию мифологии огня выдвинул позднее Фрейд («Добы-вание и покорение огня», 1932 ), связав миф о Прометее с древнемонгольским запре-том мочиться на золу. Фрейд объявляет, что желание потушить пламя струей мочи име-ет гомосексуальную подоплеку, а миф о добывании огня становится способом вытес-нить гомосексуальное влечение.

Для того чтобы сошлись концы с концами, Фрейду приходится использовать принцип вытеснения с заменой вытесняемого желания мифологическим образом с об-ратным знаком. Помимо чрезвычайно сомнительной методологии здесь есть явная и давно подмеченная ошибка. Фрейд не учел, что у древних греков отношение к гомосек-суальности было иным, чем в современной культуре. Древним грекам не было надобно-сти что-то маскировать или вытеснять – дружба между юношей и зрелым мужчиной, которая сегодня сразу получила бы «голубую» интерпретацию, считалась делом обыч-ным: один восхищался телесными параметрами зреющего и непорочного тела юноши, другой принимал покровительство.

Свою версию истоков мифа о Прометее дал Карл Густав Юнг («Метаморфозы и символы либидо», 1912). Его версия также имеет сексуальную «подкладку», но в мифо-сюжете Прамантхи он видит запрет онании, который призван разорвать аутоэротиче-ское кольцо перенесенной на собственное тело половой деятельности. Здесь, действи-тельно, нет противоречий по части психоаналитического метода (освобожденного в концепции Юнга от пансексуализма), но вопрос о достоверности приведенной психо-аналитической версии все же остается.

И Юнг высказывает сомнения в том, что Прамантха и Прометей связаны между собой через слово. Точное этимолгическое соотношение между «прамати» и «матхами» не установлено. Юнг предлагает гипотезу о том, что роль связи играет зрительный об-раз . Этот зрительный образ носит в индийских мистериях добывания огня трением отчетливо сексуальный оттенок. Но придается ли магии сексуальный оттенок или сек-суальным аналогиям магический – неясно. Юнг предполагает, что сексуальная симво-лика была привнесена в культовое добывание огня гораздо позже оформления самого культа , но допускает, что добывание огня изначально было игрой в совокупление: «Оплодотворяющий акт как высшая точка, подлинный праздник жизни достоин того, чтобы стать зерном религиозной мистерии» . Тем не менее, Юнг оговаривается, что считает эту гипотезу лишь «психологически возможной», как и гипотезу о добывании огня как о первоначально мастурбационном акте .

Последователи Фрейда Отто Ранк и Ханс Загс пытались придать огню чисто сек-суальный смысл, оставляя без внимания целый пласт мифологических сюжетов, в кото-рых крайне трудно усмотреть сексуальные мотивы. Так, цитируется отрывок из Ригве-ды: «Вот огниво рождающее (мужской кремень) приготовлено: «принеси сюда госпожу племени (женский камень) в общих кремнях готовится плод любви, который уже по-мещен в беременную женщину...» и т.д. Эта цитата, а также описание приговоров инду-са при добывании огня , должно, по мысли фрейдистов, подтвердить, что огонь мифо-логический непременно связан с сексом. (Тот же довод встречается и в работах Юнга.)

Но главное, что вскользь подмечают, но оставляют без обсуждения Ранк и Загс - это порочность использования огня в качестве сексуального символа. Они упоминают о замещении алтаря с огнем в черной мессе половыми органами лежащей обнаженной женщины . Вероятно нечто подобное имеет в виду и Г.Башляр, который пишет: «Легко понять, что огонь иногда выступает в качестве символа греха и зла, - стоит лишь при-помнить все сказанное о его сексуальном значении». «Описание ада в литературе, гра-вюры и картины, изображающие дьявола с огненным языком, дают основания для не-двусмысленного психоаналитического толкования» .

Психоаналитикам, как мы видим, удалось лишь подойти к разгадке символизма огня, выдав в качестве решения задачи лишь отдельные фрагменты этого решения. Са-мо же решение принадлежит русскому философу А.Ф.Лосеву, который при анализе учения Платона выявил два пра-мифа платонизма – миф Света и миф Фаллоса (в разви-том виде – Эроса). При этом Лосев подчеркнул, что вовсе не следует Фрейду, учение которого он считает в общем ошибочным .

Цитируя платоновское описание Эроса – этого «отца наслаждения», Лосев сразу определяет: «Позвольте, да ведь это сам дьявол, бес. Дьявол и есть». В конной паре ми-фологической колесницы души он узнает «беса насилующего душу» . Разрешая проти-воречие между двумя пра-мифами, Лосев видит синтез «умного света» и Эроса, синтез космологии и антропологии. Фрейдисты же лишают этот синтез Космоса, оставляя единственным движителем Вселенной генитальный помысел.

Возможное разрешение общей проблемы взаимосвязи мифа огня с человеческой психологией состоит в том, что фундаментальным качеством человека является не «опошление» божественного, а обожествление обычного. Человек ищет не физиологи-ческих вожделений в собственных мистических грезах, а мистического в своей повсе-дневности (в том числе и сексуальной). Для него все есть чудо. Потому и пользование огнем - чудесный способ обустроить быт. Отсюда потом развиваются и все прочие по-этические чувствования, отождествления с огнем во многих мифосюжетах, в повсе-дневных событиях и природных явлениях.

Связь мифа о Прометее (как и ряда других героических мифов) с половым ин-стинктом можно считать установленной, но современный человек вполне избавлен от фрейдистской сексуальности и непристойных реминисценций по любому мифологиче-скому поводу. Достаточно указать на восприятие современных фильмов-катастроф или приключенческих эпопей в стиле «фэнтэзи», чтобы понять, что либидо современного человека в значительной степени десексуализировано (любовь не сведена к сексу). Культурный человек научился хотя бы периодически «направлять свое либидо на внешние объекты и тем оживлять их и делать их прекрасными для себя» .

Уже у древних греков огонь может присутствовать в сексуальных аналогиях производственных процессов. Священность и тайна зачатия и рождения переносилась на процесс выплавления металла. Плавильная печь уподоблялась матке, в которой об-ряд ремесленника с помощью огня совершает акт зачатия - небесный огонь соединяется с земным телом - рудой. Олимпийские и хтонические боги совместно порождают зна-чимый для человеческих дел продукт. В профессиональном ритуале нет и тени пошло-сти или вытесняемого комплекса вины за нарушение какого-либо запрета.

И только в примитивных мифологических конструкциях полудиких изолиро-ванных сообществ действительно фиксируются сюжеты, легко интерпретируемые как аналоги сексуальных действий. Но это свидетельствует скорее именно о примитивно-сти, о бедности мифологического сознания, связанной с культурной изолированностью и замиранием развития.

РИТУАЛ ОГНЯ ДЛЯ МАССЫ И ОРДЕНА

Обряд добывания огня с древнейших времен связан с мистериями. В этом праг-матическом действии жрецы всегда видели магическую цель и устанавливали кару для тех, кто добывал огонь вне мистического ритуала. Позднее сохранился обычай добы-вать огонь ритуальным способом лишь время от времени. В частности, у славян «живой огонь» добывался три раза в году – зимнего солнцеворота, весеннего равноденствия (древняя Масленица) и летнего солнцеворота (праздник Купалы).

Варианты применения огня в религиозных ритуалах разнообразны.

Зороастрийская молитва предполагает, что молящий располагается перед свя-щенным светильником — символом праведности — и устремляет на него взгляд, про-износя молитву. Индивидуальные и семейные молитвы произносились перед огнем очага, общественные — на специальной площадке под открытым небом. Позднейшее персидское новшество было связано с появлением особого возвышения, на котором горел священный огонь. Первоначально такой чести удостаивались только так назы-ваемые «династические огни», возжигаемые каждым правителем.

Персы считали ошибочным «запирать внутри стен богов, обителью которых яв-ляется весь мир». Храмы огня стали возводить лишь после того, как утвердилась тради-ция поклонению рукотворным изображениям богов, которые не могли сохраняться под открытым небом. При Сасанидах и новом взлете Персидской империи использование изображений в богослужениях было запрещено. Религиозная пропаганда, на которой было основано могущество новой династии, требовала возвращения к древним обычаям и унификации. Место идолов снова занял священный огонь (антропоморфные изобра-жения исчезли лишь как культовые изваяния).

В славянских бытовых ритуалах огонь использовался в брачном ритуале в каче-стве очищающей силы - свадебный поезд должен был проехать через костер. День Ку-палы (праздник наслаждения) у славян был связан с обычаем ходить в баню и разжи-гать костры. В погребальных традициях огонь использовался сначала для сжигания умерших (обычай прослеживается до XV века), затем – в ритуале «согревания души», когда сжигаются стружки от гроба (белорусы) или после похорон жгутся костры во дворах (сербы), чтобы душа покойного пришла погреться.

В православной традиции огонь - вспомогательный элемент молитвы перед ико-ной. Между тем, горящая свеча в православном ритуале может олицетворять и самые важные элементы символа веры: сдвоенная свеча - богочеловеческую природу Христа, строенная - Святую Троицу. В дни, когда души умерших нисходят на землю (Страстной четверг, Благовещение и др.) в Болгарии и Сербии, в соответствии с общеарийской тра-дицией, жгут костры на кладбищах и во дворах.

Описание христианской мистерии, данной англичанином Стэнли в 1853 г., при-водится в книге Элиаса Канетти «Масса и власть» и выглядит следующим образом:

«Часовня, охраняющая священную могилу, расположена в центре храма. Двумя большими кольцами, разделенные двумя рядами солдат, верующие, тесно прижавшись друг к другу, стоят вокруг могилы. Турецкие солдаты держат свободным промежуток между этими двумя кольцами. На галереях вверху сидят зрители, это утро пасхальной субботы, и пока еще все спокойно. Ничто не говорит о приближающемся событии. Двое или трое паломников крепко вцепились в отверстие в стене надмогильной часов-ни.

Около обеда в проход врывается беспорядочная толпа арабских христиан, они как сумасшедшие носятся по кругу, пока их не останавливают солдаты. Кажется, эти арабы верят, что огонь не явится, если они перед этим пару раз не пробегут вокруг мо-гилы. Два полных часа продолжаются эти радостные прыжки. 20, 30 или 50 человек внезапно вбегают, хватают друг друга, одного поднимают вверх - на плечи или на голо-вы, - и так бегут, пока он не спрыгивает, уступая место следующему. На многих овечьи шкуры, а многие почти голые. Один из них обычно впереди, исполняя роль дирижера. Он хлопает в ладоши, они хлопают за ним и издают дикий вопль: «Вот могила Иисуса Христа! Боже, храни султана! Иисус Христос - спаситель наш!» Все это начинается в маленьких группках, потом нарастает, пока, наконец, весь пояс между рядами солдат не превращается в сплошную гонку, в кипящий мчащийся поток диких фигур. Постепенно безумие спадает или же приглушается. Дорожка освобождается, от греческой церкви приближается длинная про

Дата поступления: 06.10.2010 23:16

lilu

Хорошего времени во всех отношениях.

brachya ,

наверное трагическая нотка пробралась с первыми холодами в видение.... будем надеяться, что только это и было...

Зея , спасибо!

Было такое ощущение, что у Венеры больше совсем нет иллюзий, она на своем пути.

Надо-же, а я думала, что только я живу с таким ощущением...

Это видение продолжает октябрьское, но с трагической ноткой.

К чему бы?

Дата поступления: 05.10.2010 22:37

Вот это да...!

Я, пожалуй, тоже опущу комментарии...

Дата поступления: 05.10.2010 21:52

Lua ,

Да, он вывел ее из сухого, призрачного леса, и все было как будто хорошо, но нотка меланхолии чувствовалась все видение. Было такое ощущение, что у Венеры больше совсем нет иллюзий, она на своем пути. Все как-то ну слишком серьезно было, как в конце твоей статье о страдающих Весах.

За , чтобы она не грустила

Дата поступления: 05.10.2010 16:41

на берегу быстрой реки

http://www.youtube.com/watch?v=VOW1dZd2l4U&feature=related

Зея главное, что он ее забрал с собой